Ослепительный нож
Шрифт:
– Он, как его родитель, не дал мне удела, - ворчал старый изгой.
– Озлился, что я брата Юрия, его дядю, не повоевал. У кого ж неприязнь?
– Бог судья, Бог судья, - осенился крестным знамением иеромонах и взглянул в оконце.
– А вот уже и Клопская обитель зовёт нас златыми главами!
Евфимия загляделась:
– Борисоглебский монастырь в Торжке мне казался дивен. Сей же ещё прекраснее!
– Истинно!
– похвалил князь её восторг и обратился к Симеону: - Ты не досказал, отче, что
– Отступник Православия, - оповестил инок, - был заточен в Чудове монастыре. С Крестопоклонной недели сидел всё лето. На днях бежал из Кремля, из Москвы. Куда ж ему теперь? В Рим!..
В Клопской обители отстояли конец обедни. Монашеский хор на клиросе пел демеством, старинным напевом, взятым у греков, гнусливым и в один голос. Евфимии показалось, что среди лета попала на великопостную службу. Хотя вспомнила: батюшке Иоанну Дмитричу такая певческая «мусика» нравилась. Находил её «сотворяющей свет от прекрасного осьмигласия».
По крестоцеловании ко князю и Симеону подошёл игумен Феодосии. Втроём удалились для задушевной беседы. Боярышню же с девицей препоручили монаху, что повёл показывать монастырь.
Долго созерцали Евфимия и Раина каменную церковь Пресвятой Троицы.
– Была сия храмина деревянной, - рассказывал провожатый.
– Обитель посетил много лет назад нынешний спутник ваш князь Константин Дмитрич. Встретил здесь Христа ради юродивого инока Михаила. В рубище явился Михаил из Москвы к игумену Феодосию. Весьма скоро прославился прозорливостью и чудотворениями. При трёхлетнем бездождии его молитвами возник в монастыре источник, над коим соорудили колодезь.
– Чем же облагодетельствовала нашего князиньку встреча с юродивым?
– полюбопытствовала боярышня.
– Он узнал в Михаиле ближайшего своего родича, без вести пропавшего, - объявил монах.
– Не эта бы встреча, никто бы не ведал в обители, что новый наш брат происхождения весьма знатного. В честь того дня и воздвигнут иждивением князя на месте деревянного каменный храм.
– Где же сейчас юродивый?
– спросила Раина.
– Отошёл в Новгород по неведомой нам причине. Обещал вернуться спустя седмицу.
У врат обители их нашли Константин Дмитрич и Симеон.
– Пора в путь, - позвал князь.
– Трапезовать будем в Новгороде. Осталось пятнадцать вёрст. Отец Симеон поспешает к Евфимию, архиепископу новгородскому, уведомить о судьбе Исидора, поклонника Флорентийской унии.
Уже сидя в карети, князь с грустью промолвил:
– Жаль, не застал я в обители блаженного Михаила. Не говаривал ли тебе, Евфимьюшка, о сём редкостном человеке?
– Не говаривал, - отозвалась Всеволожа.
– От провожатого-инока узнала о нём. И церковь каменную узрела, возведённую твоим иждивением.
– История стоит большой беседы, - принялся было за рассказ князь, однако же
Едва проехали реку Мету, приблизились к Волховцу - до Новгорода оставалось пять вёрст, - и вдруг…
– Что это? Поглядите-ка!
– встрепенулась Раина.
За оконцами почернело. Ветер хлестанул в них, пришлось прикрыть. Лошади стали. Конная обережь скучилась. Один из охранышей спешился, подошёл к карети.
– Небывалая хмарь, господине! Сухой дождь движется на нас!
– Экая несусветица!
– осудил оробевшего Константин Дмитрич.
И тут началось светопреставление. Дождь сухо забил по кожаной крыше. Кареть шаталась. Всадники съёжились в сёдлах, накинули полы одежд на головы. Капли дождевые изумляли чудесным видом. Симеон оттулил оконце, высунул руку с простёртой дланью, показал спутникам толику пшеничных и ржаных зёрен.
– Господь ниспослал хлебный дождь!
– молвил он дрогнувшим голосом.
– Надо ж случиться такому чуду!
– не верил князь, перетирая пальцами зерна.
– Неподалёку буря была сильна, - надоумила Раина спокойно.
– Вихрь взял зерна с полей и принёс сюда.
Тем временем дождь иссяк. Князь открыл кареть, и все вышли.
– Ой, всё в зерне! И поле, и лес, - обозревала угомонившееся пространство Евфимия.
– А вон и селяне с торбами, - показал князь. Он подошёл к ближней бабе, что склонилась, сбирая зерна в подол.
– На стол вам, бабонька, манна с неба?
– Не на стол, Господину Великому Новгороду в продажу, - голосисто отвечала селянка.
– Там ныне сухмень и хлебная дороговь, и с того люди мряху. Нам прибыток, а гражане обрадуются.
Священноинок перекрестился, усаживаясь на своё место:
– Чудны дела твои, Господи! Кареть продолжила истекающий путь.
7
Повечер миновали Волховец и приблизились к Нову Городу. Раина, глядевшая со своей стороны в оконце, внезапь отпрянула.
– Что с тобой, душенька?
– спросила Евфимия.
– Тьма впереди пугает.
– Дню приходит конец, - объяснила боярышня.
– Дню приходит конец с востока, не с запада, - возразила лесная дева.
– Буря, принёсшая хлебный дождь, теперь злодействует над Великим Новгородом, - оповестил Симеон.
Как бы над их головами грозно грянул гром.
Не хлебный, водяной дождь обрушился на кареть, заструился по слюдяным оконцам. Вспышки молний, на миг-другой ярко высвечивали испуганные лица крестящихся путников.
– Страсти какие!
– шептала боярышня.
– Чуть-чуть до дому не дотянули!
– сожалел князь.