Останови моё безумие
Шрифт:
– Операция прошла успешно. Ваша сестра стабильна. Будем наблюдать.
– Вот эти три коротких фразы, донесённые до меня на английском языке, я воспринял как манну небесную, чуть ли не валясь на колени и не завывая в голос от сделанного прочь от смерти одного маленького шажочка.
Меня уговаривали уйти сейчас же, чтобы позаботиться о себе, аппелируя тем, что даже завтра они не смогут пустить меня к ней, но я наотрез отказался, едва согласившись пройти в комнату отдыха. Вся ночь прошла в бесконечных метаниях из комнаты в коридор, из коридора в комнату. Я следил за лицами профессоров, наблюдающих
– Стабильна. Отторжение не наблюдается.
– Следующие две фразы на следующее утро, выданные порционно, и ещё одно благословение небес. Моё слабое кивание и выслушивание запретов на визиты к сестре ещё целых два дня. Я смиренно отлучаюсь и привожу себя в порядок контрастным душем, срываюсь на истерический смех в полном одиночестве и боюсь радоваться по-настоящему.
Звоню отцу. Слабые гудки и прерывание соединения. Ещё одна попытка.
– Алло?
– голос знакомый, встревоженный, женский.
– Операция прошла успешно. Она стабильна. Отторжения нет.
– Мои ответы, хотя и произнесены на родном языке - такие же холодные, как и давешний отчёт профессора Грабовского. Но так же, как и я, тётя Нина реагирует на них бурно и счастливо. Я слышу её всхлипы и то, как она передаёт мои слова отцу, повисая на трубке, слышу отцовские тяжёлые шаги, и теперь его голос раздаётся на другом конце света.
– Влад?!
– грохочет он.
– Она, правда, в порядке? Как она?
– Всё хорошо, отец. К ней пока не пускают, она пробудет какое-то время в реанимации, я смогу навестить её только когда её переведут в палату.
– Когда? Когда её переведут в палату?
– взволнованно спрашивает папа.
– Не знаю. Мне сказали, что прогноз хороший. Возможно через неделю. Пока ничего нельзя сказать точно. Я позвонил, только чтобы вы не волновались.
– Влад? Но ведь с Мирой всё будет в порядке? Да?
– Да, отец, по-другому быть просто не может. Я позвоню ещё.
Нас разъединяют, потому что палец непроизвольно жмет кнопку «Завершить» на загорающемся экране, и я с безразличием отбрасываю телефон на застеленную кровать. Спать в ней я буду ещё нескоро, до тех пор, пока в ней не будет спать Мира.
Когда я наконец-таки добиваюсь от профессора разрешения увидеть сестру, кажется что раздражительность, бурлящая внутри меня, достигла своего пика и единственным положительным исходом её служит свидание с сестрой.
Я не могу сказать «привет» и такое привычное и незначительное «эй» - она спит. Единственное, что мне достаётся это смотреть на неё. Но я согласен на эти маленькие крохи, согласен выслушивать каждый пип монитора, и просто сидеть поблизости, рядом с кроватью, чётко понимая, что это не конец. А завтра Мире станет лучше, а потом ещё лучше, и послезавтра она уже улыбнётся и заговорит, пошевелит пальцами и дотронется до моей руки, бессменно покоящейся рядом с её рукой поверх больничного одеяла.
– Во здравии и болезни … - отрывает меня от размышлений любимый, пусть и слабый голосок, я поднимаю глаза.
– В печали и в радости, - само собой продолжаю неведомую клятву, улыбаясь подрагивающими губами и сверкающими
– В счастье и в горе, - рука Миры тянется, ища опоры в моих дрожащих пальцах.
– Клянусь, - хрипло шепчу я.
– Клянусь… - вторит сестра, с усилием растягивая бледные губы в улыбке.
– Быть с тобой сейчас и вовеки веков, - заканчиваю молитву, с глубокой верой в эти священные слова, сдерживая эмоции под замком, смыкая губы в строгой линии, а глаза-изменники, зашторивая веками. Мы надолго замолкаем, переплетя холодные с горячими пальцы, погружаясь в тишину, в протекающие мимо минуты, во время, проигравшее нам.
– Последняя часть вышла немного пафосной, ты не находишь?
– журчит её голос тихо, внося свою лепту в кружащее голову умиротворение.
Я хрипло смеюсь и трусь носом о холодные пальчики, не размыкая нашего прикосновения.
– В самый раз, - констатирую и открываю глаза.
– Как ты себя чувствуешь? Мне сказали, что ты спишь.
– Умм, - сдвигает голову чуть вниз, ближе к краю подушки и понижает и так тихий шёпот, словно выдавая мне важный секрет.
– Иногда я притворяюсь, что сплю, когда не очень хочется слушать ужасный акцент профессора и скрипучую речь его ассистента.
Я снова смеюсь, попутно вспоминаю, как это делается, восстанавливаю навыки.
– Ты всё-таки сделал это, - говорит Мира, едва тормоша меня за руку, слегка растягивая губы, но глаза её вдруг необычайно серьёзны и пронизывающи.
– Не я, - усмиряя смех, встречая её открытый и чистый взгляд, отвечаю.
– Мы ведь оба знаем, что врачи всего лишь… - она не успевает договорить, я её останавливаю.
– Я говорю о тебе. Это ты у меня очень сильная и целеустремлённая. А я совсем-совсем не при чём.
– Мои губы вновь улыбаются, а Мира мотает головой, но потом её глаза ловят мой неотступный взгляд и она прекращает бесплотные попытки противостоять мне, выдыхая.
– Прямо уж не при чём?
– подшучивает она.
– Нуу… - тяну, одаривая любимую весёлыми искрами глаз.
– Разве что самую малость, - выгибаю бровь, одновременно показывая своим видом, что уступаю, но на своих условиях.
– Ту, что подтверждает, что эта своевольная, капризная, но сильная, стойкая девушка в твоём лице всецело моя.
Глаза Миры заблестели, и она широко улыбнулась, сразу же сморщив лицо от непроизвольного спазма мышц.
– Ай, - тихонько выдохнула она, не желая огорчать меня понапрасну, но я уже нахмурил брови и поднёс её несопротивляющуюся, слабую ладошку к губам.
– Я тебя утомил, прости, - лёгкие поцелуи посыпались с моих испуганных губ на кончики её холодных пальцев. Мира послушно кивнула, прикрывая веки.
– Тебе нужно отдохнуть. Поспи ещё, хорошо.
Снова кивок, и головка моей возлюбленной сестры опустилась к плечу. Я осторожно высвободил свою руку из её по-детски хрупких пальчиков и поднялся со стула, направляясь к двери. Тихое шуршание послышалось за спиной, и прежде чем я обернулся, лёгкий голос сестры прошептал:
– Когда ты придёшь снова?
– Я мгновенно вернулся к кровати, приземляясь рядом на корточках, губы расползлись в улыбке и, не удержавшись долго, я вновь схватил руку Миры обеими ладонями.