Останови моё безумие

Nargiz Han

– Ааах, - вырывается из горла брата полувздох, полукрик из отчаяния и восхищения.
– Малыш… ты… за…мёрзнешь, - заставляет произнести себя, не в силах смотреть на меня открытую и нагую, но и отвести свой горящий, измученный мгновением взгляд не в состоянии.

– Знаю, - хриплю я, но, не разрешая рукам обхватить свои маленькие плечи.
– Я хочу, чтобы ты согрел меня.
– Я вижу смятение в его глазах, а новые капли уже наслаждаются ощущением его кожи, скатываясь по гусиной коже, облизывая трепыхающуюся жилку на шее, терпеливо заползая за воротник, и продолжая ласку его безволосой,

почти мальчишески гладкой груди. Я отчаянно мотаю головой, а Влад против воли сокращает расстояние между нами. Этого мало, ничтожно мало, пропасть между нами по-прежнему непроходима, а шаги брата слишком неуверенны, микроскопичны, но я противоречу собственным желаниям, а может, потворствую им бесповоротно скоро.

– Ты ведь знаешь, что мы не должны этого делать?
– хмуря брови серьёзно говорит брат, но губы его едва шевелятся, я брежу о том, что голос его доносится к моему сердцу прямо из его истосковавшейся души, не касаясь голосовых связок. Ответа нет, моих сил хватает лишь на слабый кивок, но руки взметаются вверх, призывая его к себе.

– Малыш, ты сумасшедшая!
– это его последние внятные слова, прежде чем пасть в мои объятия.

«Я знаю, знаю, знаю!» - восторженно мычу я, но вновь это не голос, это поэзия моего сердца, стук которого отдаётся эхом в его груди.

Влад подхватывает меня на руки, а я как смущённая новобрачная отвожу взгляд, когда моя обнажённая грудь ударяется о тонкую ткань намокшей рубашки и слабое трение заставляет меня чувствовать себя действительно сумасшедшей. Мои руки едва удерживают массивную шею, пульсирующую под моими стремительно слабеющими пальцами.

Кровать податливо прогибается под двойным весом наших тел, а Влад только кладёт одно колено на жёсткий матрац. Его глаза неотрывно ищут мои собственные, но я как неуловимая жертва великодушного хищника, стремлюсь избежать неминуемого. И вот моё нагое тело уже ласкает холодный шёлк простыней, моя дрожь передаётся склонившемуся для начального поцелуя брату.

Он отводит прилипшие ко лбу волнующей испариной пряди и снова ищет мои сбегающие глаза, но когда встреча случается, я боюсь, что огонь, томящийся на дне моих расширенных зрачков, опалит его, забирая у меня красоту тигровых глаз, что взирают на меня с откровенной жадностью и обожанием. Ноздри высеченного носа широко раздуваются, и мой хищник вдыхает запах порочности, а капли с завитков каштановых волос опадают на вершинки моих грудей, распахивая мои глаза от тонких ощущений, от ласки даруемой моим возлюбленным, едва ли успевшим коснуться меня по-настоящему.

– Влаад… - раболепно выгибаясь навстречу, принимая и саркастическую улыбку и негромкий смех с благодарностью молю его о пощаде и большем, несоизмеримо большем.

Неуловимые пальцы пробегают по контурам моего тела, а я возмущённо мотаю головой, его тело по-прежнему остаётся для меня недосягаемым под слоем одежды. Мы совсем не говорим, но я слышу отчётливые слова, произнесённые не его губами, не моими:

– Сейчас, любовь моя, только ты и я… Только ты и я, никого больше…

Я выдерживаю ещё несколько секунд без его поцелуев, пока его проворные руки стаскивают с себя рубашку через голову, потому что на расстёгивание пуговиц у нас совершенно

не остаётся времени, его и так слишком мало, чтобы насладиться друг другом.

Мы вместе справляемся со свободными штанами на резинке, я молю всех существующих богов, чтобы на нём не было белья, иначе уносящиеся прочь секунды грозят забрать у нас ещё один клочок драгоценного времени.

Одеяло безнадёжно покинуто на распростёртом ковре, а меня укрывает великолепное тело моего любимого, каждый его кусочек соединяется со мной, мы срастаемся в идеальный паззл, волшебный шёпот его губ, вычерчивающих слова на моей шее дарит мне неконтролируемую улыбку. Я задыхаюсь, выплёвывая каждый выдох из своих лёгких, я оттягиваю мокрые волосы брата, мокрыми становятся и мои пальцы…

Влад осторожно прикусывает меня за подбородок и начинает посасывать, поднимается к губам, отрывается от меня и смотрит, смотрит, смотрит…

– Хочу просто целовать тебя вот так… Всю жизнь… - это так сладостно, в груди сладостно, сладостно внизу живота, и ниже, ниже, ниже…

Наши языки напевают свою собственную, неведомую даже для нас песню, а руки хаотично ищут друг друга с зажмуренными от счастья глазами. Мои неумелые ладони блуждают по слеплённым Творцом плечам, его пальцы творят грехопадение с моими сосками.

– Не надо, Влад… Пожалуйста, пожалуйста… Только не это, - шепчу я. Сострадание пронизывает его взгляд, он склоняется над моей грудью зализывая разбуженные дула вулканов языком, остужая закипающие жерла губами, утопляя дыханием.

– Господи… Ты обрекаешь меня на вечность в аду!
– хриплый и болезненный шёпот у мочки уха, которую настигает та же участь, что и мои измученные наслаждающей истомой соски.

Я обхватываю широкую спину ладонями, притягивая своего мучителя ещё ближе, чтобы дальность наших тел не знала миллиметра. Я немо прошу поцелуя.

– Шесть месяцев, Влад… Мы не были близки шесть месяцев, - цежу я сквозь зубы, потому что мой брат доводит моё тело до изнеможения.
– Пожалуйста, любимый, пожалуйста…

Но он не внемлет моей мольбе, превращая меня в несчастную возлюбленную, в безумную, жаждущую продолжения пытки, совершаемой над ней казни, но не отпускаемой мечтами об избавлении.

Изморозь на холодных стёклах привносит в соитие наших тел и сплетение наших душ иней фата-морганы. Мне жарко… нестерпимо жарко.

Мои пальцы снова и снова забираются в невысыхающие пряди, кажущиеся чернее самой ночи за окном, мягче китайского шёлка под нашими телами, а я неустанно молю своего благодетеля и мучителя…

– Подари мне себя, хотя бы чуть-чуть…

– Ещё немного, девочка моя, ещё совсем… совсем немного…

А я своевольно спускаю ладонь к напряжённому бедру, желая добраться до горячей плоти брата, но моё хрупкое запястье захватывается раньше его могучими руками, меня выгибают сильнее, потому что теперь, я лишена возможности даже касаться его густых волос. Хныкающий звук срывается с моих распахнутых губ, оглашая моё поражение, а губы накрывает неистовым пламенем, вторгающегося вероломного, но такого пряного, такого сладкого рта Влада. Я мычу бессвязным клекотом, меня лишают дара говорить сумасшедшие поцелуи, обнажающие мою красоту.