Осторожно - пума!
Шрифт:
9
и рядом человек один уходил на несколько дней и в тайгу,
и в горы.
Следующий день был занят снаряжением и подходом
к участку работ. Снаряжение мое нехитрое: полевая сумка
с аэрофотоснимками и полевым дневником, анероид в дру-
гой сумке, на поясе геологический компас и охотничий нож,
который я успел купить у бурята, за плечами крохотный
(теперь таких не делают) рюкзак с тонким одеялом, солдат-
ским
масла, сахаром, солью, в руках геологический молоток
и плащ через плечо. Одежда в точности соответствовала
одежде географа из популярного в то время приключенчес-
кого кинофильма «Золотое озеро»: пестрая ковбойка, новые
ботинки и брюки, правда основательно проношенные.
Участки Лизы Цирюхиной, Димы Борисевича и мой были
самые дальние, и поэтому, чтобы добраться до них, нам
дали вьючную лошадь с рабочим, который должен был со-
провождать Лизу в маршруте.
Рабочий — типичный забайкалец: широкоплечий, кря-
жистый, широкоскулый, с жиденькой бородой и узкогла-
зый, хотя и русский. Он не выпускал изо рта самодельную
трубочку, на его лице ничего не отражалось, даже если бы
случился пожар или землетрясение. Тем не менее, завьючив
лошадь, он, почти не глядя на меня, не спеша сказал:
— Однако, паря, обутки у тебя шибко худые — по че-
пуре1 на день. В тайгу ичиги надо.
Ичигов у меня не было, а про себя я подумал: всяк кулик
свое болото хвалит, а забайкалец — свои ичиги. Неужели
они лучше новых хромовых на рантах ботинок? Да и в «Зо-
лотом озере» географ был одет именно так, как я.
К вечеру мы достигли места, откуда должны были ра-
зойтись в разные стороны. Тропа затухла в кустарнике.
Падь сузилась, а сопки как будто поднялись выше. Я облю-
бовал для ночлега лужайку при впадении одной речки в
другую, но рабочий забраковал ее.
— Однако, паря, место худое. Ночью с дабана 2 хиус 3
будет — сгорим.
Пройдя еще полкилометра, он остановился у подножия
сопки с густым лесом.
1 Чепура — кустарниковые заросли.
2 Дабан — горный перевал.
3 Хиус — северный, а здесь холодный ночной ветер, дующий вниз по
долине.
10
— Вот де баско и без балагана табор будет.
Ночь под открытым небом. Ровно горит костер. Над
головой густой шатер пихтовой кроны. Крупные звезды
на темно-синем бархате. Наш проводник, подстелив ватник,
спит в одной рубашке у костра. Тишина.
Утром бодрое расставание. На самом же деле не так-то
уж уверенно себя чувствуешь впервые
Но ничего не поделаешь: назвался груздем — полезай в ку-
зов — престиж географа, мужское достоинство, ответствен-
ный эксперимент требовали мужества.
Передо мной был выпуклый и очень крутой склон сопки.
Местами над его покатостью возвышаются гранитные скалы.
Сосны по склону стоят далеко друг от друга. Кое-где раз-
бросаны жиденькие кустики даурского рододендрона. Тип-
чак, полынь, гвоздика, тимьян и другие степные низкорос-
лые травы располагаются несомкнутыми куртинками сре-
ди сплошного ковра из сухой сосновой хвои. Взбираться
вверх по сухим сосновым иглам в ботинках с кожаной по-
дошвой скользко. Нога постоянно съезжает вниз. Солнце
немилосердно жарит. Его лучи почти отвесно падают на
склон. Пока я достиг вершины, пропотел так, что даже
рюкзак промок до самого одеяла.
Совершенно другим оказался северный склон. Он был
пологий и длинный. Солнечные лучи скользили вдоль него.
Да их, собственно, и не было здесь видно, так как склон
зарос густым и высокоствольным лиственничным лесом.
Под его пологом сплошной покров высоких кустов оль-
ховника, рододендрона, кустарниковой березки. Ноги пу-
таются в густой сети багульника, утопают во влажном мху.
Вот она, чепура! Ноги никак не выдернуть без привычки
из этого зеленого и пахучего капкана. Того и смотри упа-
дешь. Но падать некуда. Со всех сторон плетень из прутьев,
листьев, хвои. Все это, как батут, отбрасывает тебя назад.
Начинаешь пробираться боком — ветки цепляются не толь-
ко за рюкзак, но и за нос, уши, пытаются разорвать ру-
башку.
— Ничего себе садик! Густо насадили! — ворчал я,
вспоминая слова начальника партии.
Сейчас у всех студентов имеются наручные часы. В трид-
цатые годы это считалось большой роскошью и часов у меня
не было. По солнышку я еще не привык определять время
и вскоре потерял о нем всякое представление. Казалось,
что минула целая вечность, а пройдено совсем мало. Самое
же ужасное, что вскоре я уже не знал, где нахожусь. Меня
11
окружал густой и высокий лес. Лес в падях, на склонах, на
вершинах сопок. Никаких ориентиров. Все сосны или
лиственницы на один фасон. Все сопки — близнецы, пади —
зеленая муть, в двух шагах ничего не видно. Какое тут
исследование!
В этот первый день моих полевых исследований не было