Осторожно, спойлеры!
Шрифт:
Потянув его к краю тротуара, она встала как вкопанная.
– Но ты серьезный артист, Маркус.
Кофеин явно ударил ей в голову. Она говорила… почти сердито.
Он пожал плечом, примирительно улыбнувшись.
– Я стараюсь им быть. Не знаю, насколько успешно получается.
– Тебя выдвигали на кучу премий. Ты играешь главную роль в самом популярном телесериале в мире. Когда ты оставил Дидону и увидел этот чертов смертельный костер со своего корабля, мне чуть не потребовалось медицинское вмешательство из-за обезвоживания, так я плакала!
Она говорила медленно, словно с ребенком, и он инстинктивно ощетинился на этот знакомый тон. По крайней мере пока до него не дошел смысл ее слов. Тогда он покраснел от смущения и ковырнул носком ботинка трещину в тротуаре.
– Не все твои номинации были за «Богов Врат», – добавила она. – Была еще пьеса Стоппарда и роль астронавта.
«Звездный свет». Он играл единственного выжившего после аварии на борту Международной космической станции. Может, инди-фильм не имел такого успеха в кинотеатрах, как он надеялся, но да, той ролью он гордился, честно говоря.
Она шагнула ближе, так что они смогли переговариваться уже почти шепотом.
– Но откровенно говоря, самая изматывающая и впечатляющая роль, которую ты играл, не из этих. Не так ли? – Она упрямо подняла подбородок, по непонятным ему причинам ее тон оставался непреклонным и вызывающим.
Маркус с недоумением нахмурился.
Может, когда он играл Постума в адаптации «Цимбелин», учитывая трудности языка, но…
– Не уверен, какую роль ты имеешь в виду, – сказал он.
Когда Эйприл выгнула огненную бровь, он понял, что у него проблемы.
– Это роль Маркуса Кастер-Раппа. Представление длиною в жизнь. – Она положила ладонь ему на грудь, прямо над сердцем, как будто измеряла его. Может, так оно и было? – Самый поверхностный, самый недалекий актер на планете, который на самом деле ни то, ни другое. Внешне мелкий и сверкающий, как лужа, но глубокий, как Марианская впадина.
Глубокий? Он? Что за хрень?
– Объясни, пожалуйста, – попросила она вежливо, но это была не просьба. Это было требование. – Рано или поздно папарацци снова нас найдут. Прежде чем увидеть твое следующее представление, мне нужно понять.
Эти огненные волосы должны были его насторожить. Каким-то образом Эйприл оказалась его горнилом, сжигающим все, кроме правды. Она заставила его произнести эту правду вслух и очиститься перед нею.
Он открыл рот. И закрыл, не зная, что сказать и с чего начать.
Она ласково, но твердо похлопала его по широкой груди.
– И не трудись притворяться, что не знаешь, что такое Марианская впадина. Я смотрела «Акулий тайфун», и те зубастые ублюдки поднимались в смерч, закрутившийся в этой впадине. Ты рассказывал президенту об опасности в белом лабораторном халате и защитных очках, но без толку.
Глупо, но он подумал, смотрела ли она фильм в 3D, потому что сцена, где мать акул съедает круизный лайнер в три укуса, была сделана эффектно…
Нет. Сейчас не об этом.
Маркус медленно выдохнул. Закрыл глаза.
Почему он решил, что она просто примет перемены в его поведении без замечаний? Не спрашивая, что это значит?
Женщина, стоящая перед ним, это Бесс – бета, которая отлавливала любые противоречия в его историях.
Женщина, стоящая перед ним, это Эйприл, которая в своей работе проводила сравнительный анализ поверхностного и более глубоких слоев земли на проблемных участках.
Женщина, стоящая перед ним, это женщина, которую он хочет.
Поэтому в конечном итоге он все же открыл рот снова и дал ей то, чего хотела она. Правду. По крайней мере, достаточно правды на данный момент.
Бедные улицы Портленда, середина дня.
ЭВАН смотрит на сидящую рядом красивую экстравагантную девушку с ярко-розовыми волосами, его моноцикл прислонен к спинке их скамьи. Неожиданно он понимает, что она знает про него все, а он не знает про нее ничего.
ЭВАН: Как тебя зовут?
ПИКСИ: Это неважно.
ЭВАН: Конечно важно.
Она очаровательно морщит нос и смеется, лениво жонглируя.
ПИКСИ: Правда неважно. Сейчас мои желания, мои потребности, мои мысли, мои цели и даже мое имя гораздо менее важны, чем ты, Эван. Твоя история. Твоя жизнь. Твое искупление.
Чуть не плача, он пытается улыбнуться и быстро чмокает ее в губы.
ЭВАН: Я никогда не чувствовал, что меня понимают. Если бы кто-нибудь вроде тебя появился в моей жизни раньше, я думаю…
ПИКСИ: Что?
ЭВАН: Может, я изначально не связался бы с этой бандой на моноциклах. И теперь я начинаю думать, что возможно… возможно… (он судорожно вздыхает) я могу пересесть с одного колеса… на два.
Пикси широко улыбается ему. Это счастливейший момент в ее жизни.
15
Солнце разогнало утренний туман, и Маркус сиял золотом в его лучах. В таком свете, при правильной операторской работе, он мог бы быть полубогом, которого так талантливо играл несколько лет. Или мифической личностью, или отважным благородным героем возбужденного воображения юной Эйприл, либо ее теперешних самых возбуждающих фанфиков.
Но его не снимала камера, и это не была история, и он не был невидимым полубогом. Нет, если присмотреться повнимательнее.
Его губы были плотно сжаты, и он смотрел своими знаменитыми голубыми глазами куда угодно, кроме нее. На дорожку под ногами, на заведения, которые они уже прошли, на сверкающую воду, к которой они приближались. Если бы он вдруг рванул прочь от нее и нырнул в Залив, чтобы избежать этого разговора (возможно, отрастив хвост вроде того, что был у него в «Русале», трагическом фильме о морском получеловеке, обреченном любить женщину с аллергией на водоросли), она бы не удивилась.