Остров надежды
Шрифт:
Капитан Миловзоров, осмотрев в бинокль сплоченные ледовые поля, сказал:
— Трудно будет подойти к берегу…
— Но надо! — взволнованно воскликнул Ушаков. — Раз мы на виду у берегов, мы. уже не можем повернуть назад!
— Придумаем что-нибудь, — загадочно улыбнулся Миловзоров.
Он был старше Ушакова, плавал в этих широтах и знал, что такое лед океана. Своим внешним спокойствием он внушал уважение. Правда, накануне подхода к острову он долго рассказывал Ушакову о неудачах, которые постигали мореплавателей,
— Но у нас в руках главный козырь, — успокоил растревоженного Ушакова капитан. — Время… Так рано корабли редко подходят к острову. Пока осматриваемся, ищем удобную стоянку, лед может прийти в движение. Вот поглядите — он не смерзшийся, легко двигается, в любую минуту может открыться разводье, путь к берегу.
Притихшие эскимосы сгрудились у борта и молча пристально вглядывались в землю, которая должна стать их новой родиной. Ушаков невольно посматривал в их сторону, выделяя среди них фигурку Иерока… Ни один из них ни разу не обернулся на капитанский мостик, и это беспокоило Ушакова. Они целиком и полностью были поглощены созерцанием незнакомого острова, и только по их внешнему виду можно было догадаться: кроме тревоги и смутного ожидания, других чувств новая земля у них пока не вызывала. Единственное, что успокаивало — она была похожа на оставленные берега.
— Моржи! — вдруг послышалось из толпы.
— Моржи! — подхватило несколько голосов. — Много моржей!
Иерок посмотрел на капитанский мостик и, обращаясь к Ушакову, крикнул:
— Смотри, умилык, моржи!
— Вижу, Иерок! — обрадованно ответил Ушаков.
— Надо спустить байдары! Охотиться надо!
Но как ни хотелось капитану пойти навстречу эскимосам, он не мог им позволить заняться охотой и отвлечься от главной задачи: подвести «Ставрополь» к берегу и выгрузить необходимое снаряжение, строительные материалы. Он позвал на мостик Иерока и объяснил ему ситуацию.
— Но если к вечеру не подойдем к берегу, можно будет заняться и охотой. Моржи никуда не уйдут, вон их сколько.
И действительно, скопления зверей виднелись тут и там, на льдинах и на берегу. Некоторые из них с шумом выныривали прямо у борта парохода, испуганно и настороженно оглядывая неведомое чудовище.
Через несколько часов осторожного хода сбылось предсказание Миловзорова: «Ставрополю» удалось не только подойти к острову, но и обогнуть его с северо-востока в поисках места для высадки.
Вечером показался мыс Уэринг, за ним — мыс Гаваи. Мрачные, темные скалы выделялись на фоне белой полосы прибрежного льда, который, похоже, никогда и не отходил от берега. Спустили корабельную шлюпку. Ушаков позвал с собой Иерока.
Иерок неотрывно вглядывался в незнакомые очертания новой земли, изредка провожая взглядом пролетающие птичьи стаи. Выражение его глаз менялось, вместо тревоги появлялась надежда, и на внешне невозмутимом лице — намек на улыбку. С громким всплеском у борта вынырнул лахтак, и Иерок, вздрогнув от неожиданности, потянулся к оружию.
— Охотиться будем потом, — спокойно сказал Ушаков.
Обилие жизни, моржей, тюленей — все это было добрым знаком, исполнением значительной части обещаний. Ушаков видел это по настроению эскимосов. Их мрачная настороженность сменилась возбуждением, радостью, громкими разговорами о будущей охоте.
Когда шлюпка ткнулась носом о берег, покрытый разноцветной галькой, Ушаков предложил Иероку первым ступить на остров.
— Вам быть хозяевами этой земли, тебе и честь сделать на ней первый шаг.
Иерок спрыгнул на гальку, поднялся на прибойную черту, переступив через полосу полузасохших водорослей, разноцветных панцирей рачков, морских звезд, и остановился.
Ушаков смотрел на него со шлюпки; эскимос не оборачивался, он стоял неподвижно, но по его виду можно было догадаться: он что-то говорит.
— Никак, молится? — тихо предположил один из матросов-гребцов.
— Не мешайте ему, — сказал Ушаков. — Пусть совершит свой обряд. У нас еще будет время для антирелигиозной работы.
Иерок медленно повернулся в сторону восхода. По движению его губ можно было понять, что он ведет какой-то неведомый разговор. Так он обратился ко всем сторонам света. В довершение всего он вытянул из-за пояса кисет, развязал его и разбросал вокруг черный черкасский табак.
— Иди сюда! — весело крикнул он Ушакову. — Здесь хороший, добрый берег…
Дальше Иерок повел себя так, словно он уже давным-давно жил здесь. Он легко и быстро шагал по прибрежной гальке, по тундровым кочкам, вспугивая гусей, полярных сов, куличков.
С моря на тундру наползал туман.
— Может, остановимся, переждем? — предложил Ушаков.
— Этот туман ненадолго, — уверенно сказал Иерок. — Не будем терять время.
Ушаков шел рядом с эскимосом, стараясь не отставать.
Так они прошли несколько километров. Еще издали увидели флагшток, на котором заметны были остатки флага, поднятого в 1924 году капитаном Давыдовым с канонерской лодки «Красный Октябрь». За два года ткань совершенно выцвела, и флаг представлял собой лоскутки белой материи. Ее тут же заменили на новый кумач.
Шагать по мокрой вязкой гальке было мучительно, а переходя в тундру, на качающиеся кочки, люди рисковали вывихнуть себе лодыжки. С непривычки некоторые спотыкались и падали.
Но Иерока охватил какой-то непонятный азарт, странное возбуждение, и он все шагал и шагал.
Наконец, остановившись передохнуть, усевшись на большой камень, Ушаков тяжело вздохнул и сказал:
— Дальше полетим на гидроплане.
— Как полетим? — не понял Иерок. — Железная птица осталась на пароходе…