Остров надежды
Шрифт:
А когда Кальвиц с бортмехаником вышли из причаленного к берегу самолета, каждому не терпелось подойти и удостовериться в том, что они за время полета нисколько не изменились, остались такими же людьми, как и прежде.
Удивительно, но возвращение летчиков подстегнуло эскимосов, словно прибавило им силы, и все, что было упущено, пока снаряжали самолет и ждали его назад, они наверстали.
В тот же вечер заложили даже фундамент жилого дома на пригорке, выбранном по совету Иерока.
Дом, спроектированный Ушаковым, был построен еще во Владивостоке; потом на нем тщательно пронумеровали все бревна, доски, балки, рамы и разобрали, Теперь его оставалось только заново собрать и утеплить.
Поздно вечером Ушаков, усталый, ввалился в палатку и не успел улечься на постель из оленьих шкур, как услышал снаружи голос Иерока:
— Умилык, можно войти?
— Входи, входи, Иерок.
Иерок вполз в тесную палатку и пристроился в ногах Ушакова.
— А нельзя нам оставить железную птицу здесь? — спросил Иерок. — Больно хороша машина.
— К сожалению, самолет должен вернуться во Владивосток, — ответил Ушаков. — Мне бы самому хотелось иметь его здесь, но увы… Наша республика еще не так богата, чтобы держать на острове такую дорогую машину…
И все же надо было найти время, чтобы воспользоваться самолетом для первого знакомства с островом, хотя бы пока с высоты. Закрыв за Иероком палатку, Ушаков решил не откладывать это и лететь завтра же утром, пока позволяет погода.
Утром, напившись чаю, Ушаков вышел из палатки и направился к самолету. На берегу уже толпились люди. Некоторые даже осмелились подойти по мелководью в своих непромокаемых летних торбазах к машине вплотную, чтобы дотронуться рукой до металла, до поплавков, коснуться пропеллера. Нанехак в меховом комбинезоне сидела на берегу и широко раскрытыми глазами смотрела на самолет.
— Доброе утро, Нана, — поздоровался с ней Ушаков. — Хочешь полетать со мной?
— Я? — недоверчиво протянула Нанехак. — Разве я могу полететь на железной птице?
— А почему нет? Любой человек, если он хочет, может подняться в небо на этой машине.
Нанехак удивленно взглянула на Ушакова, и в ее взгляде он прочитал не только недоверие к своим словам, но и обиду за такую, как ей казалось, неуместную шутку.
Подошел Иерок.
— Вот Нана не верит, что она может полететь на самолете… — весело сказал ему Ушаков.
— И правильно делает, что не верит, — недовольно заметил тот. — Нечего ей делать на небесах.
Нанехак встала и, сверкнув глазами, пошла к яранге.
— Зачем обидел дочку? — мягко упрекнул Ушаков. — Может, она и впрямь хотела полететь с нами?
— Каждый человек хочет летать, — назидательно произнес Иерок. — Это его вечная мечта. Но не каждому это дано…
— Но ведь Кальвиц летает! — возразил Ушаков.
— Ему дано, — спокойно ответил Иерок.
— И я вот сейчас полечу, — продолжал Ушаков.
— И тебе дано, — помедлив, сказал эскимос.
— И ты можешь вместе со мной полететь!
Иерок как-то искоса глянул на Ушакова. В первое мгновение в глазах его мелькнула обида, сомнение. — Это правда?
— Пошли со мной! — Ушаков потянул его за рукав.
— Подожди, подожди, — Иерок осторожно освободил рукав и оглядел берег. Чуть поодаль стояли его соплеменники, которые слышали разговор и с любопытством ждали, чем все это закончится.
— Но у нас тут много работы, — важно произнес Иерок. — Вон еще сколько груза надо перенести и сложить… Если ты улетишь, если я улечу, кто останется здесь? А потом, ты слышал: у нас кончилось моржовое мясо. Кому-то надо охотиться… У нас много работы тут, на земле… Если ты не очень настаиваешь, то я полечу в следующий раз.
Ушаков понял его.
— Ты совершенно прав, Иерок! Оставайся тут за старшего. Пусть все бревна перенесут к фундаменту. А если у вас будет добыча, оставьте мне кусок моржовой печенки.
— Хорошо, умилык, — с достоинством сказал Иерок. — Лети.
Ушаков, осторожно поднявшись на скользкий поплавок, сел в кабину. Взревел мотор, и машина медленно двинулась по воде, выбираясь на стартовую точку. Огромные стаи птиц разлетелись в разные стороны, убегая от не виданного прежде грохочущего чудовища.
Ушаков почувствовал необычное возбуждение, радость, от вчерашней усталости не осталось следа.
Под крыльями пронеслась бухта Роджерс, наполовину возведенные стены будущего дома, россыпь яранг на галечной косе, заваленный грузом берег и темная громада «Ставрополя». Шлейф от дымовой трубы уходил далеко, покрывая редкие ледовые поля.
Тень от гидросамолета промчалась над мысом Уэринг, и взору открылся низменный северный берег острова, перерезанный бесчисленными косами. К северу от острова льда не оказалось, его не видно было даже в шестикратный цейсовский бинокль.
Самолет все набирал высоту, открывая захватывающий дух простор. Удивительное чувство овладело Ушаковым. Ему казалось, что он сливается с этим сверкающим чистотой и нетронутостью пространством, его тело будто становится невесомым, а мысли свободно устремляются и назад, где остался поселок, и дальше на север, вперед, по курсу гидроплана.
Показались какие-то темные пятна на голубовато-зеленой поверхности воды. Неужто неизвестный архипелаг? Ушаков механически принялся считать островки и даже потянулся за блокнотом, чтобы хотя бы схематически изобразить их расположение.
Он дал знак Кальвицу снизиться, чтобы поближе рассмотреть острова. Но едва он успел поднести к глазам бинокль, как вдруг обнаружил, что «острова» как-то странно шевелятся… Да это же моржи! Сотни, тысячи животных усеяли плавающие льдины.
Пилот взглянул на Ушакова, сделал знак рукой и пошел на посадку. Десятки моржей, напуганные ревом мотора, бросились в воду, но не уплыли, а остались неподалеку от покинутой ими льдины. На самых же больших ледовых полях моржи, похоже, и вовсе не испугались самолета.