Остров Серых Волков
Шрифт:
— Я знаю, как управлять быстроходным катером, — говорит Эллиот, — и я быстро учусь.
— О, нет, — Дорис качает головой, а затем для дополнительного эффекта закатывает глаза. — У Бишопа был бы сердечный приступ, если бы он только подумал о том, что вы отправите «Золотого жука» на этот проклятый остров, не зная ничего о мореплавании.
Одним движением пальца очки Эллиота соскальзывают с его головы на переносицу.
— Что вам нужно, — говорит Дорис, — это кто-то
Я уверена, что Дорис предложила бы свою кандидатуру, если бы она всё же умела управлять лодкой, но она получила в наследство «Золотого жука» намного позже того, как старость приковала её к земле. И, оставляя лодку Дорис после смерти, Бишоп Роллинс на самом деле оставил её Анне Ленсинг. В отличие от дочери и внучки Дорис, у Анны было и время, и терпение, чтобы научиться.
Тёмная бровь поднялась над вишнёво-красными очками.
— Вы доверяете ей больше, чем мне и Чарли?
— Полагаю, мы знаем, как я умру, — говорит Чарли.
Дорис пожимает плечами. Она и все остальные в Уайлдвелле давным-давно перестали гадать, как умрёт Чарли.
— Полагаю, тебе просто стоит сдаться.
Я застонала. С таким успехом весь город может переехать на Остров Серых Волков для охоты за сокровищем.
— В любом случае, спасибо, Дорис, но думаю, что мы забудем о сокровищах, — Эллиот смотрит на меня поверх своих солнечных очков, — наш командир не очень любит общество.
Меня не должно волновать, что он прав. Мне не следует хотеть быть такой, как эти парни, которые перестанут существовать друг без друга. Это опасно — распахнуть грудь и умолять другого человека забраться внутрь и ничего там не сломать.
После Сейди я должна хотеть быть одной. Но в этом то и загвоздка, в одну секунду «одна» превращается в «одиночество». Может быть, я ждала, чтобы кто-то подтолкнул меня. Думаю, это то и делают эти парни. Они пробивают себе путь в мою душу.
Я опускаю глаза.
— Нет, — говорю я, — мы пойдём туда.
ГЛАВА 7: МАЛЬЧИК
Я кое-что узнаю о себе в промежуток времени между отправлением на лодке Бишопа и тем, что я узнаю, что никому не принадлежу.
Всё начинается с перекатывающихся волн, игриво подталкивающих лодку. Мы качаемся, кренимся, опускаемся и поднимаемся.
У меня нет морской болезни.
Из всех бесполезных фактов, которые я узнаю о своём неизвестном «Я», этот, наконец-то, работает в мою пользу.
Я спрашиваю у Бишопа о себе, пока мы плывём к нему домой. Стараюсь впитать как можно больше деталей. Надеюсь, что что-то напряжёт мою память.
— А это, — говорю я, вытягивая прядь волос, — как они выглядят?
Бишоп управляет лодкой, поэтому он бросил едва заметный взгляд.
— Коричневые.
— Существует миллион оттенков коричневого, — говорю
— Думал, ты вообще ничего не знаешь.
— Я ничего не знаю о себе. Но знаю многое о других вещах. Да и вообще, даже если бы мой мозг был совершенно пустым, я бы знал, что коричневый цвет не тот коричневый и не этот коричневый. Ваше лицо тоже коричневое, но оно темнее цвета грязи на этом чёртовом острове.
— Не бранись, — говорит он. — Хорошо, твои волосы цвета индийского лавра.
— Это цветок такой?
Я вытягиваю вперёд волосы, но не могу разглядеть кончики, которые задевают мои брови.
— Я из тех парней, что красят волосы в цвет цветка?
— Это вид твёрдой древесины. У меня есть письменный стол из такой — красивый, богатый коричневый цвет.
Я очень широко открываю глаза.
— А что скажете про глаза?
— О, у тебя глаза Острова Серых Волков.
Я моргаю, стоя лицом навстречу осушающему ветру.
— Я не знаю, что это значит.
— Зелёные, как трава в долине.
— Гм! — отвечаю я, всё ещё с мучением глядя на зелень из-за её бесполезности.
На расстоянии возвышается земля, мелкие дома и холмы. Когда мы приближаемся к берегу, я вижу небольшую пристань для яхт, группу зданий, покрашенных дюжиной разных цветов, высокий утёс и огромный дом, построенный на его краю.
— Кто здесь живёт?
Бишоп смотрит на особняк.
— Один старый человек, занятый ещё более старыми поисками.
В центре Уайлдвелла стоит гостиница с завтраками, похожая на пряничный домик. Она тёмно-коричневого цвета. Возможно, цвета индийского лавра. Отделка бирюзового цвета. С крыши свисает какие-то украшения из белой древесины, напоминающие кружево.
Внутри здание похоже на взрыв в магазине сладостей. Мебель — радуга цветов жвачки. Деревянная лестница покрашена в розовый. Картина за стойкой регистрации — спираль леденца. Я разглядываю банку с мармеладками на прилавке.
— Давай, угощайся.
Женщина-портье моложе Бишопа, но уже в том возрасте, когда появляются седые волосы. У неё добрые глаза. Это заставляет меня полагать, что ко мне в прошлом проявляли доброту, если я могу узнать в ней доброту.
Я отправляю в рот целую горсть.
— Может быть, ты частично животное, — говорит Бишоп, кладя в рот мармеладки одну за другой. — Ты ешь, как животное.
— Я не могу вспомнить, когда я последний раз ел, — говорю я, набив рот конфетами.
— Ты ничего не можешь вспомнить.
— Совсем ничего? — спрашивает работница гостиницы.
Я качаю головой.
— Вы меня знаете?
Я провёл весь последний час, задавая этот вопрос. Бишоп кажется менее оптимистичным, чем тогда, когда мы ступили на землю. Обезнадёженным, как и мои чувства.