Остров
Шрифт:
– Завтра купим, – сказала Натка.
– Ага!
Вселенское неверие прыгнуло в голосе, обозначилось междометием. Сын резко двинул плечами, продавил грудью дверь своей комнаты.
– Игорь! – Натка вошла следом. – Посмотри, какой у тебя бардак!
– Это моя комната! – проорал в лицо ей сын.
Кровь бросилась Натке в голову.
– Нет! Это моя комната! Моя! – заорала она в ответ, щепотью из трех пальцев клюнув себя в грудь. – И если ты слишком взрослый и самостоятельный, изволь оплачивать ее сам. Сорок процентов квитанции!
– Ну и пусть!
Игорь рухнул на раскладной диван, зарылся головой в постельный ком из простыни, подушки и одеяла. Весь разобиженный!
– Что? – Натка встала над ним. Напряжения, скопившегося в руках, опушенных в карманы, не выдержала нижняя пуговица на пальто, со звоном выстрелила в пол. – Я тебе сказала? Сказала. Хочешь кроссовки? Будь добр прибраться. И вымыть пол!
– Еще пол? – выдохнул из-под кома сын.
– Вылизать! Быстро!
Сын тряхнул ногой и что-то буркнул.
– Я не слышу! – наклонилась Натка.
– Хрош.
– Не поняла. Громче.
– Хорошо, – отчетливей повторил сын.
– Прекрасно. Ведро и швабра сам знаешь, где. И давай, не откладывай.
– Сейчас.
Игорь пошевелился и сел.
– А кроссовки точно будут?
– Будут, – кивнула Натка. – Завтра идем. У отца – холодильник, у нас – кроссовки. Давай-давай, – она глазами показала в сторону двери, – вперед, скоро уже спать ложиться.
– Сейчас.
Натка вышла в прихожую. Пока прибирала ботинки, сын прошел мимо. В ванной зашумела вода. Через несколько секунд Игорь с ведром и шваброй, показывая, как ему это неприятно и тяжело, проковылял к себе.
– Отца-то не видел? – крикнула ему вслед Натка.
– С чего? – спросил сын.
Ведро звякнуло в комнате.
– Вообще-то он тебя искать пошел.
– Ага, отец найдет, жди. Он ни хрена найти не может.
Громко шмякнула швабра.
– Мой давай, – сказала Натка.
– Я мою.
Нет, расстегиваться было рано. Лаголев, конечно, та еще пародия на человека, но все ж не совсем чужой. Чуть ли не двадцать лет совместной жизни. Это какая бы свадьба была? То ли хрустальная, то ли фарфоровая. Не дотянем.
Натка втиснула ноги в сапожки, тоже старые, дешевые, того и гляди развалятся. Лет пять им уже, наверное. Год-то точно.
– Я выскочу минут на десять! – крикнула она сыну.
– За отцом, что ли? – отозвался Игорь.
– Ты комнату мой.
На лестничной площадке было светло, а вот пролет уже терялся во тьме. На всякий случай Натка, спускаясь, то и дело ладонью касалась стены. Во тьме, слава богу, не было видно, грязная ли стена, что на ней написано и чем. И все ради Лаголева, от которого подобного не дождешься. На черта вообще? Подумав это, она чуть не поднялась обратно.
У почтовых ящиков под светом тусклой лампочки, заплывшей больной желтизной, сунув руки в карманы джинсов, мерзла невысокая фигура.
– Лаголев?
Муж мгновенно стал похож на фрица, которого застали врасплох. Вжался в простенок между ящиками, лицо сделалось испуганно-пустым.
– Я это…
Он рванул к подъездной двери.
– Стой!
Лаголев обернулся.
– Я сейчас еще по дорожкам…
– Не надо, – сказала Натка.
– Почему? Игорюшка нашелся? – Лаголев побледнел. – Его нашли? Он где, в мили… в полиции?
Натка вздохнула.
– Ты почему здесь стоишь?
– Грелся, Нат. Холодно. Я до Серого переулка дошел, потом до стройплощадки. Везде темно, Игоря нет.
– Он дома, – сказала Натка, хотя ее так и подмывало послать его по какому-нибудь заковыристому маршруту, чтобы пострадал, померз, потерзался.
– Как? – удивился Лаголев.
– Уже с полчаса.
Натка повернулась и зашаркала наверх. Объяснять ему еще! Раздражение к мужу вернулось. Хорошо, хоть сам не потерялся. А мог. Она тоже – с чего вдруг подпрыгнула и побежала искать? Дура набитая.
– Ты серьезно? – спросил снизу Лаголев.
Натка через перила посмотрела вниз, на его задранное лицо. Из-за расстояния и света оно выглядело пятном с провалом рта.
– Да.
– Как же он мимо меня?
Этот вопрос ответа не требовал. Господи, ну, слепой ты, слепой, чего об этом спрашивать? Зрение лечи.
В коридоре поблескивала свежая лужа, в ванной ведро и швабра были кинуты как попало, полотенце для рук лежало на полу.
– Игорь!
Скинув сапожки, Натка зашла к сыну. Вымыто, конечно, было плохо, но, по крайней мере, она увидела, что пол в центре и под столом протерт, а прежний бардак уменьшился в размерах, переместившись частью, скорее всего, в шкаф и под кровать.
– Все, я вымыл, – сказал сын, отвернув голову от телевизора с присоединенной приставкой.
Он играл. По экрану бегал непонятный человечек.
– Я вижу, – сказала Натка. – Но углы, я смотрю, сухие.
– Там шваброй не дотянешься.
– Что ж, завтра перемоешь.
– Ма-ам, – заныл Игорь, щелкая кнопками, – я же сделал все, что ты сказала!
– Перемоешь.
– Ну, бли-ин!
Сын отбросил джойстик, и тот брякнул об пол.
– Утром перемоешь, я проверю, а потом идем за кроссовками, – сказала Натка.
– Тогда и за мороженым!
– Хорошо. Выключай все.
Натка вышла, закрыла дверь. В прихожей уже возился Лаголев, пристраивая свою куртку на вешалку.
– Я спать, – сказала ему Натка.
– Мне снова на кресло? – спросил Лаголев.
– Разумеется.
– Ну, я так спросил. Думал, вдруг...
Натка сузила глаза. Неуклюжий тупица!
– Неужели героем себя почувствовал? В подъезде постоял, и я тут же должна и место под боком тебе устроить, и сексом одарить?
Лаголев покраснел.