Острова
Шрифт:
– Что же?
– Полковник Веллингтон будет дико страдать, выжрет все моющие средства и технические жидкости на борту, а потом…
– До этого не дойдет, сэр, мы вышвырнем вас за борт, чтобы сберечь транспорт, – совершенно серьезно заметил Джек.
Полковник уставился на него тяжелым взглядом, пытаясь понять, смеется над ним этот мальчишка капрал или нет? По всему выходило, что не смеялся.
– А, ну и правильно, – махнул он рукой. – В боевой обстановке нужно руководствоваться объективной оценкой, а не какими-то там привязанностями.
– К кому привязанностями? – поинтересовался Джек.
– Ну… мы же команда, правильно? Между нами есть какой-то стержень, правильно?
– Сэр, вы все время пьете и находитесь вне нашей команды.
– Я руководитель экспедиции, я единственный, кто знает, куда мы идем.
– И куда же мы идем?
– Мы идем на Лимбулу, сынок, я сам выбрал эту планету, потому что бывал там и смогу как-то сориентироваться, пока вы не выбросили меня за борт.
– А что мы будем делать дальше?
– Дальше? Дальше, сынок, мы прорастем на Лимбуле корнями, я бы порекомендовал материк Ганбего, где самый лучший климат, а затем пошлем сигнал нашим товарищам, точнее начальству, что мы живы-здоровы и готовы принять десант для, так сказать, перегруппировки и нового удара по Бронвею…
– По планете, до которой мы не добрались, – догадался Джек.
– Вот именно.
– Ну и почему от нас это скрывали? Почему такая глупая секретность?
– Это не секретность, парень, это просто пренебрежение. Просто нижних чинов в эти игры генералов решили не посвящать. Ну зачем им? Вот ты теперь знаешь конечный пункт следования десанта, который не состоялся. И что?
Джек ответить не смог. Ну действительно, вот он узнал название планеты и что?
– Но ведь есть эмоциональный фактор, сэр, есть ощущение сопричастности. Чувство локтя, ощущение единого организма, одной команды.
– Ты не психолог, часом? – остановил его Веллингтон, сделав большой глоток из фляжки.
– Вряд ли, сэр, я и школы-то нормальной не окончил.
– Ну, это хорошо, значит, мне показалось, очень уж я не люблю этих «психологов закрытого помещения»…
– А что это означает?
– Были такие специалисты, которых ставили в команду, чтобы они там поддерживали климат взаимной терпимости.
– И что, поддерживали?
– Ой, не то слово…
Веллингтон отбросил пустую фляжку и достал новую. Джек уже перестал удивляться тому, сколько фляжек в своем мундире мог скрывать полковник Веллингтон.
– А в один прекрасный момент один такой деятель потребовал, чтобы команда уничтожила нашего любимца – пса Альфуса.
– Но почему?
– Он не объяснил, он сказал, что сейчас мы все равно ничего не поймем, но его психологические выкладки говорят о том, что в будущем Альфус может стать ядром раздора, из-за которого на корабле случится бунт, и мы свернем к пиратскому порту в Ливразии, чтобы взять груз наркотиков для доставки в Гимфорт.
– Длинновато как-то для предсказания.
– Вот! И ты это заметил, а психолог ничуть не сомневался. Удавите, говорит, псину и будете счастливы.
– И как вы поступили?
– Мы его просто послали и запретили появляться в кают-компании, когда обедает команда.
– А он?
– Он через неделю выдал новое предписание – больше занятий сексом. Экипаж психически неуравновешен из-за сексуальной нереализованности.
– О… А с кем секс?
– В том то и дело, что женщин на борту не было. А этот парень стал всем под подушки раскладывать презервативы, представляешь?
– Не очень. Вы сбросили его за борт?
– Почти. Мы «забыли» его в заправочном порту, объявили другой срок отправки.
82
После дежурства Джек передал смену Хиршу, который пришел в компанию Веллингтона, никому свою смену не передававшего.
– Сейчас, лейтенант, я расскажу тебе, как мы будем действовать в дальнейшем, – успел услышать Джек, перед тем как закрыл дверь в рубку. Теперь этот кошмар по имени Веллингтон был на плечах Тедди, а он мог отправиться на камбуз и насладиться долгожданным ужином, хотя еда здесь здорово отличалась от той, к которой они привыкли.
И если Джек с Хиршем с такой подменой вынужденно смирились, Шойбле часами пропадал на камбузе, надеясь изменить хоть что-то, однако у него не получалось – блоки, в которых вырабатывалась пища, имели очень четкую программу на двести сорок три блюда, которые они вырабатывали всего из четырех видов таблеток – синей, красной, желтой и какой-то бурой.
Джек совершенно не удивился, встретив на камбузе Шойбле. Лицо сержанта было напряжено, все пространство вокруг него занимали картриджи с готовыми блюдами, однако он раз за разом продолжал нажимать кнопки и бить кулаком по панели регистратора.
– Ну и что ты тут устроил? – спросил Джек, замечая череду из восьми одинаковых блюд картофеля с говяжьей отбивной и листом салата.
– Не мешай… – отмахнулся Шойбле.
– Что значит – не мешай? Я пришел поесть, я голодный…
– Ну, выбери себе что-нибудь, видишь, сколько здесь всего.
– Спасибо, – поблагодарил Джек, сразу отмечая десерт с черной смородиной и пшенную кашу со сливками. На первое «суп байоне с сыром», на второе пюре с отбивной и листом салата. Казалось бы, чего еще желать? Но Джек мечтал о штабеле с консервированными солдатскими пайками, тогда они казались ему пресноватыми, однако теперь, поедая эту странную, красивую с виду еду, он понимал, что был не прав. Ах, как он был не прав!
Не уходя далеко, он принялся за еду, в который раз отмечая, что совершенно не радуется приему пищи так, как радовался этому раньше. В прошлые времена это был праздник – завтрак, как детский утренник, обед, как целый банкет с танцами. А ужин… Ужин, как еще один утренник.
Теперь же это было тупое набивание брюха. Очень тупое.
– Что ты хочешь тут найти, Петер? Чего добиваешься? Ну разве непонятно, что эта машина строго выполняет программу? Разве непонятно?
– Не доставай, Джек, я уже кое-чего добился.