Освобождаясь от пут

[] enahma

– Нет! Ты не уйдешь! Ты не должен! – кричал он наполовину в отчаянии, наполовину в гневе.

– Невилл, пожалуйста…

– Пусть идет, Невилл. Мы не хотим, чтобы он был здесь, – Дин присоединился к Симсу.

– Нет. Я спросил профессора МакГонагалл, и она разрешила…

– Но ты не спросил нас! – новый голос добавился к возросшему шуму.

Гарри поднял глаза к лестнице, которая вела к спальням, и побледнел. Это был Рон.

Рыжеволосый мальчик скрестил руки на груди и подходил все ближе и ближе к Гарри медленными, устрашающими шагами. Этого было достаточно, еще одно нарушение правил… нет. Гарри повернулся, чтобы уйти, но Рон дошел до его бока и жестоко схватил за руку.

– Ты боишься, Снейп?

– Я не боюсь и особенно не тебя, Уизли, – прошипел Гарри сквозь сжатые зубы. – А теперь отпусти мою руку и дай мне уйти.

– Ты не боишься меня? Это слишком плохо для тебя…

– У меня были более опасные враги, и я выживал в более серьезных ситуациях, чем ты можешь себе представить, Уизли, – сказал он так тихо, что только Рон мог услышать. – Я никогда не буду бояться тебя, глупый мерзавец.

– Как ты смеешь… – тот усилил хватку на руке Гарри.

– Пусти мою руку, если не хочешь провести еще неделю в лазарете со сломанным носом… – сказал Гарри, сражаясь с боязнью прикосновений.

Лицо Гермионы побледнело, когда она смотрела на двух мальчиков, но она застыла на месте. Ее глаза, не отрываясь, смотрели на сжатую Роном руку Гарри, и Гарри понимал, что Гермиона знала о его ощущениях. Невилла трясло от нервного напряжения.

– Я не отпущу тебя так легко… – еле слышно сказал Рон.

– РОН! Отпусти его НЕМЕДЛЕННО!

Рон повернулся на каблуках в удивлении. На верху лестницы стоял Фред, и его палочка, не дрожа, указывала на брата.

– Я тебя заколдую, если ты не отпустишь его. СЕЙЧАС ЖЕ! Ты глухой, Ронникинс?

Рон дико покраснел, но выпустил руку Гарри. Тот встряхнул рукой и посмотрел на Фреда.

– Спасибо, Фред, – затем он перевел свой взгляд на своих двух друзей, все еще стоящих в оцепенении. – Я говорил тебе, Невилл… Спокойной ночи… – он просто кивнул Гермионе, не желая новой ссоры из-за него, и вышел.

Он чувствовал желание упасть прямо напротив картины, но мысль о приходящих гриффиндорцах удержала его от этого. Вместо того, он выпрямился и твердыми шагами направился в подземелья к Северусу, в свой дом… Когда он подумал о нем как о своей Семье (да, не просто семье, а именно Семье), то улыбнулся и почувствовал, что его ноша стала как-то легче, а события последних минут – менее болезненными. Он был не один.

И причиной этого был не только Северус, но и Невилл, Гермиона и близнецы – Фред, который был готов сражаться с собственным братом, чтобы защитить его… Он снова улыбнулся.

Жизнь казалась прекрасной. Или… по крайней мере, более прекрасной, чем он думал раньше. Но в тот же миг тихий голос достиг его ушей.

Плач. Кто-то плакал недалеко от него. Хорошее настроение Гарри улетучилось. Арес сидел на полу у стены зала, его ноги были прижаты к груди, голова опущена на колени, а плечи дрожали от отчаянных всхлипов.

Гарри немедленно опустился на колени рядом с ним.

– Арес, – он положил руку тому на плечо и мягко сжал. – Арес, эй, приятель, что случилось…?

Арес яростно дернулся, но не поднял головы.

– эт не твое дело… оставь меня в покое… – пробормотал он между всхлипами.

Гарри уселся на пятки и мягко положил руку на другое плечо мальчика.

– Кто-то умер? Друг, твой родственник…

– Оставь меня в покое, Квайетус! – выпалил тот. – Ты не слишком интересовался моим состоянием в последние недели, так чего сейчас хочешь? Убирайся!

– Я не уйду, – успокаивающе сказал Гарри. – И я прошу прощения за мое поведение, Арес. Оно было необоснованно. Я сожалею…

– Почему? Ты хочешь знать мои секреты, а не меня, Квайетус? Оставь меня в покое!

Гарри покачал головой и не сдвинулся с места.

– Мне не нужны твои секреты, Арес. Но позволь мне остаться с тобой, пока ты не успокоишься. Тебе не нужно ничего мне говорить. С тобой все в порядке?

Арес, все еще не поднимая головы, пробормотал что-то, что Гарри распознал как «да», и уселся рядом с одноклассником. Они просто сидели в тишине.

Через некоторое время Арес вздохнул и поднял голову.

– Ты ведь знал, не так ли? И это была причина, по которой ты не хотел быть моим другом?

Гарри испугался.

– Я не знаю, о чем ты говоришь, – хрипло ответил он.

– Мой отец, – сказал Арес с фальшивой улыбкой. – Мой отец – Пожиратель Смерти.

Гарри замер.

– Почему ты это спрашиваешь? – очень осторожно спросил он.

– Я узнал об этом сегодня. Министерство арестовало его сразу после вчерашних атак. Они допросили его, и он во всем сознался. Я уверен, они приговорят его к пожизненному заключению. Но я не знаю, что чувствовать и как жить дальше. Я знал, что папа интересовался черной магией, как и почти каждый слизеринец его возраста, но я никогда не подозревал, что он – верный слуга Ты-Знаешь-Кого… – его голос снова сломался, и рыдания пересилили его.

– Ты ведь этого не знал, не так ли? – Гарри снова прикоснулся к его плечу. Арес лишь покачал головой в ответ.

– Это так ужасно… – Арес теперь даже не боролся со всхлипами. Когда он говорил, огромные слезы катились по его лицу. – Он всегда был так добр… и я любил его… Я всегда хотел быть таким, как он… сильным, любящим человеком, который заботится о своей семье… но теперь, но теперь… – он не смог продолжить. Он прижал лоб к коленям и снова заплакал.

Гарри наложил на коридор звукопоглощающие чары, и обнял Ареса за плечи. Он не сказал ни слова, он просто не знал, что сказать, какие слова могли быть успокаивающими в такой ситуации – Гарри подозревал, что таких не существовало.

– Я всегда верил ему… Теперь я чувствую себя преданым… И что я могу думать о моей матери? Она наверняка знала… Она тоже Пожирательница Смерти? – он наклонился к Гарри, который обнял его сильнее. – До сегодняшнего дня все было так просто… но теперь… что я могу, что я должен делать, чувствовать?

Гарри лишь успокаивающе что-то промычал.

– И я ненавижу себя за плач… Я ненавижу тебя, я ненавижу то, что ты видишь, как я плачу, что ты видишь, что я слаб… А я не должен быть слабым, открытым к кому-нибудь, кроме моей семьи… но моя семья сегодня подходит к концу… и я теперь жалуюсь тебе, кто – ничто, никто для меня…