От Крыма до Рима(Во славу земли русской)
Шрифт:
Как и при Синопе, Ушаков внимательно в подзорную трубу осматривал бухту. Бухта, по сути, была пустынна, там стояло три купеческих судна, с которыми легко расправились корсары.
Ветер между тем покрепчал, и Ушаков повеселел. Теперь он сможет исполнить задуманное. Оказалось, что среди пленных в Самсуне, кроме русских, немало разноплеменного народа. Турок мужиков — 80, турчанок взрослых и малолеток — 14, греков — 51, армян — 3, невольников-черкесов, которых везли на продажу, взрослых и мальчиков — 14, женщин и малолетних девочек — 27 человек. От русских, бывших в плену в Анапе, которых тоже везли на продажу в Константинополь, Ушаков узнал, что в Анапе на рейде стоит на якоре линейный корабль и одна шебека. Туда-то, к Анапе, и задумал флагман совершить набег, сверх того, что повелел князь.
Убедившись, что корсары сделали добротно свое дело в Самсуне, уничтожили еще пять купеческих судов, Ушаков поднял сигнал на флагманском корабле: «Всем судам построиться в кильватер. На румб норд».
Спустя два дня эскадра подошла к берегам Крыма в полусотне миль от Феодосии. Флагман приказал лечь в дрейф и подозвал к борту репетичное судно «Полоцк».
Командир «Полоцка», англичанин на русской службе, капитан-лейтенант Белли проворно взобрался по шторм-трапу на борт «Александра Невского». Ушаков вручил ему ордер о скорейшей доставке в один из ближайших береговых пунктов курьера с донесениями князю Потемкину. Когда Белли прочитал ордер, Ушаков, зная исполнительность и аккуратность командира «Полоцка», все же предупредил:
— Сии донесения мои весьма важны для своевременного сведения их сиятельства, потому при всей осторожности в пути вам надлежит как наискореише доставить курьера на берег. Старайтесь попасть в Феодосию, напротив сего места мы нынче по счислению, там надежнее курьеру взять караул для сопровождения.
Когда «Полоцк», не мешкая, подняв все паруса, резво удалился к северу, Ушаков отослал в Севастополь 6 пленных судов под конвоем 4 корсарских крейсеров. Теперь эскадра, не обремененная тихоходными судами, поставив все паруса, направилась к Анапе.
Пять лет минуло с той поры, как Ушаков покинул эти места. Акваторию от Еникале до устья Кубани, ее южного рукава, у Тамани, он знал неплохо. Побережье к югу, подле Анапы, и дальше, к Цемессу, обозревал лишь изредка, издали. В те времена здесь безраздельно хозяйничали турки.
В вечерних сумерках 29 мая с салинга подал голос вахтенный наблюдатель:
— Паруса прямо впереди, по носу!
Ушаков, оставив ужин, быстро поднялся на шканцы.
Вдали, в сумеречной мгле, еще можно было различить паруса нескольких судов. «А ведь и верно, посредине, никак, многопушечный корабль, пожалуй, линейный, а рядом с ним, наверное, фрегат. Наконец-то встретились».
— Поднять сигнал: «Изготовиться к бою! Построиться в ордер для баталии! Парусов прибавить! Огни убрать!»
Как часто бывает на море, пока передавали сигнал, ветер вдруг начал стихать, и вскоре совсем заштилело. Глядя за борт, Ушаков понял, что корабль дрейфует в противоположную сторону, его относит от берега. «Стало быть, течение волокет нас в море», — сообразил Ушаков и подозвал командира:
— Замерить глубину!
— Минуту назад лотовый доложил, на марке двадцать пять саженей!
— По эскадре сигнал: «Отбой тревоги! Стать на якорь по способности! Командам ужинать!» — скомандовал Ушаков. Тут же распорядился подозвать к борту крейсерское судно «Панагия». Когда судно подошло, прокричал в рупор командиру корсарского отряда лейтенанту Глези.
— Держитесь ближе к берегу, чтоб турки ненароком не проскользнули к нам! Смотреть дозор крепко! Появится неприятель, давать пушку!
Ночь прошла спокойно, но в предрассветном тумане юркнул турецкий кирлангач. Видимо, шкипер имел задачу разведать, сколько судов и каких вражеских, потому что мгновенно турецкий кирлангач повернул к берегу, направляясь к стоявшему посредине бухты линейному кораблю.
— Урусов множество, не счесть, — испуганно таращил глаза капитан кирлангачи, сверкая белками, — я успел насчитать два десятка.
— Какая сатана принесла этих шайтанов, — перебегал с борта на борт капитан корабля, пинал ногами спавших на палубе матросов. — Спускать все шлюпки! Вызвать все гребные каюки! Завозить якорь! Наша судьба зависит от крепостных пушек! Тянуться к берегу!
С крепостной стены в сторону русской эскадры, стоявшей далеко в море, нехотя рявкнула пушка.
«Ишь черти, дают знать, что нас обнаружили. — Ушаков взглянул на ванты. На них лениво, едва шевелились колдуны. — Покуда хоть какой ветерок, а там, гляди, и он стихнет. Попыток не убыток».
— Поднять сигнал! С якоря сниматься, к бою изготовиться!
Повторился вчерашний сценарий. Только-только корабли успели сняться с якорей и поставить паруса, как опять штиль завис над морем, и течение относило корабли в море. Вновь пришлось становиться на якорь, высылать в дозор корсарские суда.
Наступившее затишье оказалось на руку туркам. Линейный корабль и фрегат медленно удалялись под крепостные стены и вскоре приткнулись к отмели. После полудня потянуло свежим ветром от норд-веста. Флагман поднял сигнал сниматься с якоря, следовать «поспешно» к неприятелю. Но турки искали спасения чуть ли не на берегу. Об этом поведала очередная запись Данилова в журнале эскадры.
«…Оные суда тянутся далее в бухту, а с корабля и фрегата свозят груз уповательно за мелкостью рейда, дабы ближе подойти к берегу под свою крепость; в 2 часа ветр опять сделался противный, но я, пользуясь остановкою течения, от прежнего ветра лавировал с выгодою и в 6 часов подошел не в дальнем расстоянии от крепости, с которой по мне выпалено из пушки с ядром, однако за дальностию было без действия, для апробации бросил из единорога бомбу в неприятельские суда, которая не долетела, тогда со всех неприятельских судов и с крепости открылся по нас жестокий огонь, но ядра не доставали; и я вошел в бухту и ближе, сколько было возможно к кораблю и прочим судам неприятельским, за тихостью ветра и за неизвестностью глубины рейда…»
Какой грамотный моряк станет рисковать судном, заведомо зная, что под водной гладью может скрываться погибель. «Не зная броду, не суйся в воду».
— Сигнал по эскадре! Отдать якоря! Спустить шлюпки для промеру глубин! — запестрели флаги семафора на «Александре Невском».
«…Для промеру глубин послал шлюпки, — продолжал запись флаг-офицер, — но турецкая кирлангич, подходя к оным, выстрелами своими препятствовала, но ядрами с моего корабля оную отогнали, и по наступившей темноте ночи я с эскадрою притянулся завозами еще ближе и в 11 часов стал на якоря на 9 саженях глубины.