От Крыма до Рима(Во славу земли русской)
Шрифт:
1 числа месяца июня. С полуночи.
В 4 часа по рассвете увидел я, что неприятельские суда все продвинулись под крепость, вплоть к берегу, а корабль выгрузился, так что видно были и пушки с одной стороны верхнего дека сняты и оными умножены по берегам батареи, около судов расположенные, по промеру ж в сию ночь около берега оказалось глубина весьма отмелиста, почему я отменил далее входить под парусами.
Того же месяца 1 числа. С полудня.
Предприняв в ночь атаковать их, приказал в 8 часов тянуться далее завозами в бухту и кораблям стать против судов на шпринге, фрегатам двум занять крепость и двум —
Того же месяца 2 числа. С полуночи.
В час пополуночи, видя, что темнота ночная скрывает от нас суда их, и сберегая мачты кораблей своих от повреждения для дальнейших предприятий, приказал прекратить бой, вскоре после чего умолк и неприятель, потом с эскадрою оттянулся я прочь на довольную дистанцию и стал на якоря. В 4 часа на рассвете с неприятельской крепости со всех батарей и судов по нас произведен жестокий огонь, но за дальностью ядра не доставали и, заметил я, что всю ночь усилены были батареи их, поставлены на выгоднейших местах, почему я и оставил дальнейшее предприятие к нападению, довольствуясь наведением страха…»
Быть может, припомнил флагман немудреную поговорку и решил, что «игра не стоит свеч». Известно, противостояние деревянных судов против каменных бастионов крепостных стен бессмысленно. Одержать верх возможно лишь высадив десант, но и это не всегда приносило успех. Ушаков не располагал ни десантом, ни временем.
5 июня, «в 4 часа, вошедши на севастопольский рейд, при соединении ко флоту лег с эскадрою на якорь. И тем вояж окончен благополучно», — собственноручно дописал флагман и поставил свою роспись. Для истории.
Накануне, находясь с эскадрой на траверзе татарской деревни Ялт, Ушаков получил тревожное сообщение, посланное Потемкиным с курьером. «Я имею известия из Константинополя о приготовленных там двумя англичанами брандерах, посредством которых турки, предполагая истребить наш флот, отправляют их со второю дивизиею флота своего. Другой умысел турецкий состоит в наполнении зажигательными веществами одного кирлангича, подсылкою оного во флот под видом продажи фруктов с тем намерением, чтобы сие судно, остановясь между кораблями, зажгло их ночью.
Хотя я уверен, что в. п. всю осторожность на такой случай наблюдаете, но тем не менее предписываю вам предохранить себя от подобного обмана, для чего не допуская все таковые суда к флотилии близко, свидетельствовать и чрез то воспрепятствовать к приведению в действие злого умысла».
Потемкин имел неплохих лазутчиков и агентов в столице Османской империи. Знал он доподлинно, что и англичане, и французы, а вместе с ними и прусский посланник являются постоянными посетителями и совета мудрейших, Дивана и всегда они желанные гости в Буюк-Дере,
Как водится, раньше всех узнали об этом торговцы на столичном базаре, и сразу же взлетели цены на хлеб.
Посредством придворной челяди, обитательниц гарема и одновременно донесений из Синопа, Самсуна, Трапзонда слухи и страхи подвластных достигли ушей высокочтимого султана Селима.
— Каким образом и по какому праву, вопреки воле Аллаха, — бросал обвинения, гневно раздувая ноздри возмущенный султан склонившемуся перед ним великому визирю, — гяуры царицы наводят ужас на моих верных подданных! Мои паши и улемы шлют со всех концов Анатолии и даже из Анап, корабли неверных безнаказанно пленят и жгут наши торговые суда, изничтожают всюду наши хлебные закрома и другое добро! — Султан подбежал к веранде и отдернул шелковую занавесь. В бухте перед дворцом полукругом расположилась на якорях турецкая эскадра, в десяток вымпелов.
— А перед моими глазами эти бездельники спокойно предаются увеселениям и не подумывают о нашем спокойствии!
Великий визирь молчал, покорно склонив голову, сохраняя относительное спокойствие. Он знал, в чью сторону метал гром и молнии султан. Капудан-паша Гуссейн был его сверстником и любимым из всех приближенных в окружении повелителя.
— Повелеваю без промедления флоту нашему отыскать возмутителей нашего спокойствия и проучить их, навсегда отвадить от берегов наших!
С капудан-пашой великий визирь вел разговор по-деловому:
— Что еще не хватает вам, султан гневается, мало, что уже летят головы у нерадивых мастеровых на верфях?
— Вам известно давно, что мои корабли готовы выйти в море без промедления, — зло усмехаясь, раздраженно ответил капудан-паша, — но ваши ленивые чауши не могут доставить мне необходимых людей. Не могу же я сам управляться на всех кораблях с парусами и заряжать пушки.
— Сколько еще понадобится, только на прошлой неделе тебе доставлено больше сотни матросов, — переходя на фамильярность, возмутился великий визирь.
— Сотню привезли, а две сотни сбежали, — в тон ему отвечал Гуссейн, — эти бездельники не хотят служить, они боятся воды и трусливы, как зайцы. Мне надобно не меньше полтыщи матросов.
— Будут тебе матросы, — успокоил Гуссейна великий визирь, — изловим десяток беглецов и на базаре снесем им головы, остальным будет наука. Расскажи лучше о своих замыслах, как проучить неверных.
Капудан-паша надменно ухмыльнулся, приосанился:
— Предполагаю первым делом направиться к Лиману. Там должны появиться ихние суда из Херсона. Об этом я достоверно знаю от наших купцов. Добыча будет наверняка и неплохая.
— Еще что? — недовольный ответом, спросил великий визирь.
— Теперь о главном. Думаю посадить тыщи две янычар и наведаться к Еникале. Там, я прознал, у русских один-два корабля. Мы из Анап пройдем в море Азовское и выбросим янычар там, где их не ждут, у Казантипа. Но для успеха надобен смелый и умный серакасир — начальник над янычарами. Тогда наши собратья в Крыму придут нам на помощь и в Бахчисарае будет наш человек. Я же с эскадрой пойду к Ахтиару и уничтожу русский флот.