Отчаянные Крошки

Левеллин Сэм

* * *

Паровой катер бодро отвалил от «Клептомана». В городе Крошек весело приветствовали их маленькие воспитанники. Во второй половине дня все отправились на Приятную Прогулку. Повсюду висели афиши о Коронации; семьи на улицах ходили опасливо.

— В чём проблема? — спросила Маргаритка у обычного Нянягуанского семейства.

— Может, это не к добру, — ответил отец семейства, задумчиво теребя усы. — Хунта сбесится от власти, когда станет герцогами…

— Хорошо бы вернулся Эль Президенте Реаль Банано, — сказала мать семейства.

— Расслабьтесь и приготовьтесь к революции, — сказала Маргаритка.

— Как скажете, Няня, — ответил отец и затрусил со своим семейством прочь — разносить благую весть.

* * *

Несколько дней подряд телевизоры и радиоприемники по всей стране беспрерывно транслировали сообщение о грядущем митинге на Национальном стадионе. Маленьких Наполеона и Сталина, к их глубочайшему отвращению, часами муштровал старшина. Учитель пения обучал юных Долларов нежной песенке «Деньги — чудесная вещь», крайне их смущавшей. А Стром Ерунд, знаменитый Профессор Гигиены и Здоровья, преподавал маленькой Каззе Симпатико Науку Осторожной Жизни — девочке предстояло выступить с докладом на эту тему (отчего у нее заранее сводило скулы).

Как вы, наверное, догадываетесь, всё получилось немножко иначе…

* * *

День Выступлений начался знойно и вонюче, да и закончился примерно так же. Национальный стадион был приведен в полную боевую готовность. Маргаритке, Примуле и Питу, как Няням Хунты, надлежало доставить своих подопечных на стадион ровно к 10:00. Они вышли из-за кулис на огромную сцену, чинно сели, башмак к башмаку, руки на коленях — и принялись украдкой посматривать из-под котелков на публику.

Стадион вмещал шестьдесят тысяч зрителей. Посреди сцены угрюмо бухал духовой оркестр. Наконец он умолк.

— Дамы и господа, — загремел над стадионом бодрый голос, — мы счастливы приветствовать Великого Героя Нянягуа, Победителя в Горных Войнах, Кавалера Ордена Кровавого Кондора… ЭЛЬ ГЕНЕРАЛИССИМО!

Раздался оглушительный топот. Отряд солдат парадным шагом вышел на сцену и ушел с нее, оставив после себя Эль Генералиссимо. Напомаженные усы Министра торчали в стороны, как пики. Фуражка была лихо надвинута на глаза. На груди звенели ордена и медали, алолампасные галифе были поистине необъятны.

— Мфмахх, — сказал он.

Люди захлопали и отдали ему честь. С лицом Эль Генералиссимо что-то случилось.

— Это улыбка, — объяснила Маргаритка.

— Вот это вот? — усомнилась Примула.

Наполеон и Сталин сунули ладошки в руки Питу Фраеру.

— А теперь, — сказал Эль Генералиссимо, — дабы показать вам, что мы солдаты не только на публике, но и дома, представляю вам моих сыновей.

Буря аплодисментов.

— Шагайте, блюдечки, — сказал Пит Фраер.

Наполеон и Сталин, в маленьких мундирчиках, с маленькими макетиками винтовок, выбежали на сцену.

Старшина обучал их примерно так: промаршировать по сцене, промаршировать обратно, продемонстрировать рукопашный бой, выпить чашку теплой крови, отсалютовать и — правое плечо вперед — шагом арш со сцены.

Грянул оркестр. Зрители заулыбались. Они приготовились отбивать ногами бодрый военный ритм.

Но ноги их замерли в воздухе. То, что играл оркестр, не было маршем. Оркестр играл танцевальную мелодию «Солдатушки-ребятушки» Флорескью. Короче, балетную музыку. Два маленьких солдатика выбежали на сцену вприпрыжку. Высоко подпрыгнули. Потом (на носочках) подбежали к большой вазе с лилиями, стоявшей сбоку от сцены. Наполеон взял обе винтовочки. Сталин вытащил из вазы два цветка и вставил их в дула. Потом малыши (всё так же на носочках) выбежали на середину сцены и низко поклонились.

На глазах у Маргаритки море лиц превратилось в море разинутых ртов. Кто-то в задних рядах захлопал в ладоши. И тут же перестал. Так что аплодировали только Маргаритка, Примула и Пит. Они аплодировали старательно и громко. Маленькие солдатики запыхались, но были очень довольны собой. Они вскарабкались на свои стульчики и сели. Примула угостила их рассыпчатым печеньем. Эль Генералиссимо, похоже, лишился чувств. Над стадионом повисла тишина. Густая, как остывшая овсянка.

Тут на авансцену вышли Министр и Мадам Доллар.

— Приготовьтесь, — сказала Маргаритка. — Я дам сигнал.

За кулисами Хорко, Йорко и Песета в сопровождении Лонни по кличке Безлошадный, специалиста-конокрада с «Клептомана», дожидались своей очереди.

Министр Доллар вынул листок с заготовленной речью. Вид у него был чрезвычайно радостный. Если ты будущий герцог, то всегда приятно видеть, как твоему собрату, другому будущему герцогу, подложили хорошую свинью.

— Дамы и господа, — начал он, — я счастлив представить вам моих дорогих детей, которые порадуют ваш слух нежным пением.

Маргаритка, не сходя с места, сказала несколько слов в портативную рацию. Где-то за сценой со скрипом отъехала в сторону тяжелая дверь.

Загремели копыта, заскрипели колеса фургона, раздалось ковбойское гиканье. Верхом на пегих мустангах на сцену выскочили Хорко, Иорко и Песета. Позади, на облучке (или как он там называется) фургона, запряженного мулом, ехал Безлошадный Лонни.

— Подкуем лошадь! — выкрикнул Хорко, проскакав рядом с микрофоном.

— В ковбойском стиле! — крикнул Йорко, сорвав с головы шляпу.

— За одну минуту безо всяких! — крикнула Песета, весьма профессионально осадив брыкающегося мустанга.

Из фургона были вынесены горн и наковальня. Юные Доллары спешились. Хорко примерил подкову, Йорко подтесал копыто, Безлошадный Лонни комментировал ход работ, время от времени сплевывая длинную табачную слюну в первый ряд зрителей.

— Пятьдесят восемь секунд! Готово! — выкрикнул он.

— Йеаа! — завопили дети Доллары и ускакали со сцены; за ними укатил фургон.