Отель последней надежды
Шрифт:
После того, как он велел ей сегодня изъять упоминание о нем из ее личного дела!..
Картошку варить было уже поздно, и Надежда, трясясь от злости, наелась колбасы с хлебом, от чего в животе стало еще более муторно и противно.
Потом она долго смотрела телевизор и, кажется, заснула, потому что проснулась от того, что тот гудел на одной ноте — требовал, чтобы его выключили.
Надежда выключила телевизор — пульт свалился на пол — и зевнула. Даже поднять с пола пульт у ее не было сил. На часы она старалась не смотреть, чтобы не расстраиваться. Наверняка уже глубокая ночь, утром рано вставать!
Решив, что от всех напастей ей поможет только ванна, очень полная и очень горячая, она открыла воду, от души полила из флакона — пена была нежно-зеленого цвета, пахла хвоей и сразу поднялась горой — и улеглась в душистую горячую влагу, как в облако. Воду она не выключала, чтобы она особенно не остывала, и поэтому не услышала, как тихонько приоткрылась входная дверь и как щелкнул замок, когда она закрылась.
Вода лилась, шумела в трубах, и Надежда замурлыкала песенку про тучи в голубом, зачерпнула полную горсть пены и положила ее себе на макушку. Пена тут же потекла, попала в глаза, и Надежда стала лить себе на голову из душа.
Привидение в белом саване бесшумно прошло по комнатам и остановилось перед дверью в ванную, где Надежда плескалась, пела и ничего не слышала. Да и в старых питерских домах толстые стены и массивные двери, вряд ли можно расслышать, как по дому гуляет.., привидение.
Надежда даже не поняла толком, что случилось.
Свет погас, перед залитыми водой глазами мелькнуло что-то белое, как будто крылья взмахнули, и она ушла под воду, словно сама по себе.
Она выворачивалась, боролась, но привидение, державшее ее за ноги, было сильнее и не отпускало.
Сознанием Надежда понимала, что вдохнуть — значит захлебнуться, но инстинкты приказывали вдохнуть, и вода полилась в нее, и она перестала сопротивляться.
Жалко, что все кончилось так быстро, успела подумать Надежда Звонарева.
У Дэна Уолша болела спина и слипались глаза. Он сидел перед монитором несколько часов, лениво щелкая мышью и переключая каналы, на которые были выведены изображения всех камер.
Не было никакой необходимости делать такую дурацкую работу, но еще самый первый его начальник говорил, что если подчиненные не справились с задачей, значит, по всей видимости, виноват начальник. Задача может быть или невыполнимой, или слишком трудной, или не правильно поставленной.
Если подчиненные не справились с задачей, есть только один выход — решить ее самому, какой бы простой, тупой или трудоемкой она ни казалась. И только если ее удастся решить самому, тогда можно будет требовать решения от подчиненных, объяснить им ошибки, показать наилучшее и наипростейшее решение.
На то ты и начальник, а они подчиненные!..
Морской пехотинец, стоявший у дверей навытяжку, кажется, начинал время от времени дремать с открытыми глазами, и Дэну это тоже было очень хорошо знакомо. Бывало, и он так дремал во время длинных и бессмысленных дежурств!
Ему было жалко пехотинца, но отпустить его он не мог — как там говорят русские? Взялся нести ношу, значит, неси до конца? Впрочем, там была не ноша, а нечто, за что нужно браться, то ли гуж, то ли буй, какое-то смешное слово, Дэн никак не мог его запомнить!..
Он снова перелистал все каналы. Монитор послушно выдал изображение. Коридор, коридор, коридор, еще коридор.
Пусто, пусто, пусто. И здесь пусто.
Все спят.
Лифты, лифты, центральный лифт. Лестница.
Центральный подъезд, служебный подъезд, въезд на стоянку, ворота. А это… О господи, что это такое?!
Дэн Уолш подскочил в кресле, пехотинец проснулся, со стола с грохотом упала рация.
Дэн никак не мог сообразить, а потом сообразил.
Это физиономия майора Флеминга, который заснул в холле третьего этажа рядом с недавно смонтированной камерой. Майор спит в кресле, а над ним висит камера и снимает.
Неужели у майора такая отвратительная рожа? От нечего делать Дэн Уолш посмотрел так и эдак, а потом вывернул шею и посмотрел еще сверху вниз. Да, ничего не скажешь. Отвратительная.
Да еще спит, как у себя дома! Профессионал называется!
Уолш нашарил на полу рацию, поднял и нажал нужную кнопку.
Майор Флеминг в мониторе подпрыгнул, словно в задницу ему воткнулось шило, вытаращил глаза, замотал головой и стал беззвучно хлопать себя по карманам, не в силах сообразить, откуда идет звук. Наконец сообразил, что звук у него в ухе, и, прежде чем ответить, зачем-то застегнул воротничок. Дэн Уолш смотрел на манипуляции майора с веселым изумлением. Даже пехотинец сзади осторожно хихикнул.
На мониторе майор беззвучно открыл рот, и из рации Дэна рявкнуло:
— Здесь Третий!
— Не спать на посту, Третий!
Изображение майора Флеминга на мониторе подняло глаза и, сосредоточенно сведя их к носу, посмотрело прямо в камеру. Потом рация снова пискнула.
— Не знал, что она уже работает, сэр.
— Вам не повезло, Третий.
— Так точно, сэр.
И, развлекшись таким образом, Дэн стал снова щелкать каналы. Первый, второй, третий.., седьмой.., одиннадцатый…
И подряд, и вразбивку, и в ритме танго, и снова первый, снова третий, снова седьмой.
Он так и не позвонил сегодня в Вашингтон, решив, что, если начальство им недовольно, оно должно сказать ему об этом первым и по своей инициативе. Если гость из русского Министерства внутренних дел был послан к нему неспроста, так тому и быть!
Он снова обдумал свои действия и снова решил, что все сделал правильно.
Он не разгласил никаких тайн и не открыл ничьих секретов, но если гость сможет подтвердить его подозрения, значит, все правильно! Если опровергнет, все придется начинать сначала.