Откровение Блаженного
Шрифт:
Моей жене говорят:
– Ты сильная женщина…
А я говорю:
– Но не сильнее беды.
Мои сны:
Изба моей матери. Чужие люди. Взоры всех обращены ко мне с вопросом: «Почему ты плачешь? Ты – больной?..»
Я раскрыл дорожную сумку: в ней вместо моих вещей – гнилые овощи и кость, похожая на череп головы человека.
Я – у костра. Поодаль – Алёша. Перед ним ведро с палыми листьями. «Он замерз, – подумалось мне. – Надо поджечь листья…»
Алёша как бы предупредил меня… взглядом… что я сбился с дороги и иду в обратную сторону… в прошлое… а надо – в будущее…
Восемнадцатиквартирный
Об Алеше известно… В среднем подъезде неожиданно умер богатырского телосложения Иван Иванович – жить бы да жить ему! В третьем – две женщины оплакивают сынов – один из них расстался с жизнью на «локальной» войне, другой – умер от рака мозга.
Я посчитал ненужным перечислять причины…
Злой рок небольшого двора?
Злой рок всей грешной России!
«Пусть твой дом минует беда» – с таким автографом я передал свою книгу следователю, который «проводил» расследование по делу гибели Алеши. Вскоре он уволился. …Помню бледное, растерянное лицо главного врача больницы, неподалеку от которой произошла автокатастрофа. …Как мне добиться истины? Объявить голодовку? Или в знак протеста покончить жизнь самосожжением?
Проклятая, сатанинская страна! …Со мной, дабы в чём-то пособить, из местного РОВД послали майора. Но он, когда мы приехали на месте, занял позицию той стороны… поступил подло, гадко, низменно!
«Не мстите за себя, возлюбленный, но дайте месть гневу Божию». Пусть же будет так, как наставлял Иисус Христос.
«Пусть моя смерть преследует тебя всю жизнь». Такую записку когда-то оставил муж-самоубийца «хуторской ведьмы». «Преследует…» Да она «на метле!» Нынче – здесь, а завтра – там! Весь околоток от неё знобит! Губительная ее прыть не надломилась!
До страшной моей беды я получил от нее послание. С тысячами проклятий в мой адрес. Недобрым словом зацепила моего сына и племянника (он же отец Вани).
Впоследствии мерзкое письмо у меня выкрала городская гостья-родственница, состоявшая в «тесном колдовском согласии» с упомянутой выше. Неведомо, зачем, для какой цели она это сделала?
А каким образом вытравить из памяти? Родственник, весьма образованный муж, приехал на похороны и, как заведено в подобных ситуациях, дал некоторую сумму в качестве помощи. А когда собрался уезжать, моя жена по простоте душевной предложила ему взять деньги обратно. Он их без колебания принял.
Встретился я с В. А. Он:
– Я овец пас. Прочитал твою брошюрку «Воскрешение сына». Вдохновился и сам кое-что сочинил. …Беру местную газету. Читаю то, что он «кое-что сочинил».
Первые четыре строфы – пародия на мою книжку. Неуклюжие, графоманские строки с юморным уклоном. Ну да ладно, коль я, как писатель, не его вкуса! Невелика беда!
А вот далее… Во второй части своего рифмованного опуса он напрочь отмёл святое, библейское, невежественно и нелепо утверждая, что «…никто не воскресает никогда в небесной мгле». И опять же в противовес моему словосочетанию, вынесенному в заглавие «Воскрешение сына». Вон куда занесло неразумного! Эта его бесовская мысль мутными брызгами расплескалась во множестве куплетов. Поначалу возжелалось мне навредить… А причем многие и многие, кто безвременно похоронил любимых чад?! Отнять, не оставить, лишить их последней благолепной надежды! Да и у себя тоже – ведь В. А. сам потерял сына. Откуда же оная слепая злоба?! Почитал бы Ивана Бунина:
Нет, мертвые не умерли для нас!Есть старое шотландское преданье,Что тени их, незримые для глаз,В полночный час к нам ходят на свиданье…А лучше бы в переднем углу зажег свечу и с покаянно склоненной головой на коленях постоял пред Всепрощающим Ликом.
У этого человека на лице постоянно светилась радостная, счастливая улыбка. Сам красивый. Румяный.
Я при моем траурном состоянии души предпочитал как можно реже с ним встречаться. Или не встречаться совсем. …Но однажды такая же беда постигла и его: в кювет сорвалась машина и погибла дочь.
Из газеты я вырезал фотографию девушки и поместил на полке рядом со снимком Алеши (они ровесники и явно знали друг друга).
Ее отец…
Я теперь его не избегаю.
Нас поравняла судьба-злодейка.
Нет, он продолжает улыбаться. Но гораздо реже. И улыбка заключает в себе иные оттенки чувств…
О чем он думал в последние минуты, секунды? О том, что слишком короток был его век? За что так наказан? В чем провинился перед Богом и людьми? Или звал на помощь мать, сестру, отца? Кричал? Плакал? Одно известно: подвергся страшным физическим и вместе с тем душевным мукам. И мы теперь до конца жизни будем ощущать их плачущим сердцем.
…На снег падали и падали цветы, согретые девичьими ладонями. Красные, белые, желтые. Снег. Мороз. И – цветы. Красные, белые… Но больше – желтых. Разлучных. Последние брызги земной нежности, света. Цветы, цветы… живые… чтобы там, на небесах, продлилась твоя, сынок, юность.
Живые цветы – непогоде вопреки.Живые цветы – Очи Всесветного.Живые цветы – стежка в рай.Живые цветы…Я не поднял ни лепестка. Не отнял…
Они – твой вечный след.
Я пойду по живым цветам и найду тебя.
Неведомая боязнь… Устал, ослаб нервами и сердцем?
А если так и останется? Если хандра не пройдет, не уймется, а еще глубже укоренится, закостенеет? Надо одолеть, преломить… Надо как можно чаще бывать на могиле сына – это самое лучшее, самое озаренное, что в состоянии я сделать для него.
Кладбище… Это место извечно исполнено великого смысла – одновременно земного и небесного. Невыразимый уют, непоколебимый покой… Дух Божий…