Открытие медлительности
Шрифт:
— Если я хочу принести в дом соседа огонь, чтобы он мог растопить свою печь, то что толку, если я знаю, в каком направлении мне двигаться, и старательно шагаю туда, куда надо. Важно еще, чтобы мой факел горел в полную силу. Какой прок от того, что движение осуществляется правильно, но достигает своей цели слишком рано?
— Оставь, — сказала Флора. — Твои примеры курам на смех. Я же не сосед.
Она смотрела на него неотрывно, как тогда, в первый раз, только теперь взгляд у нее потемнел. Джон почувствовал себя в этот момент таким же глупцом, как тот священник, его предшественник. А может быть, все дело в Флоре?
— Еще неизвестно, что из этого получится. Окажется, что все ерунда и я очень скоро вернусь…
Джон поймал себя на том, что лжет.
Она молчала. Это молчание… Определенно она превратилась в тираншу.
— Вполне вероятно, мы очень скоро встретимся. Я вернусь и буду работать редактором.
Ему было противно лгать, и чем дальше, тем больше.
— И что, тогда твой факел будет гореть в полную силу?
— Возможно. Да нет… Глупости какие. Не знаю я ничего.
Флора высморкалась.
— Ты не редактор. Благослови тебя Господь!
Она поцеловала его. Потом ушла. Святые угодники, как он был рад, что наконец отделался от нее! Настолько рад, что даже забыл о жалости.
Когда он пришел домой, чтобы попрощаться с отцом и сестрой, у ворот стояла незнакомая коляска. Из коляски вышел джентльмен по имени Роже, Питер Марк Роже. Он привез приветы от доктора Брауна из Лондона.
— Да, кстати, я прочитал записку о листоверте. Жаль, что автор уже умер. Меня интересуют оптические феномены. Надо будет обязательно показать вам как-нибудь мой калейдоскоп. Надеюсь, что мы непременно поговорим еще об этом на досуге.
— Нет, не поговорим, — ответил Джон. — Я сделал выбор. Есть множество хороших, важных идей, но я решил следовать тому, что мне подсказывает моя собственная голова.
На лице мистера Роже изобразилось настороженное любопытство.
— Но вы останетесь здесь, в Англии?
— Нет. Я собираюсь снова в море. Хочу когда - нибудь добраться до Северного полюса. Если же я останусь в Англии, мне не удастся этого сделать.
— Тогда, я полагаю, у нас тем более представится возможность побеседовать более обстоятельно. — Мистер Роже явно находил ситуацию забавной. — Меня направил к вам президент Королевского научного общества сэр Джозеф Бэнкс. В настоящее время он находится у себя в поместье в Ривсби. Не соблаговолите ли проследовать туда вместе со мной?
Джон растерянно молчал. У него шевельнулась смутная догадка.
— Он знает вас, он прочитал то, что вы написали о компасе Флиндерса. Он и сэр Джон Бэрроу, первый секретарь Адмиралтейства…
— О чем пойдет речь? — хрипло спросил Джон.
Мистер Роже замялся.
— Честно говоря, сэр Джон сам хотел сообщить вам об этом. В Дептфорде вас ждет судно, на котором вы можете отправиться к Северному полюсу!
Экспедиция. В Дептфорде всякий знал, что имеется в виду. Экспедиция состояла из двух обитых медью бригов, «Доротея» и «Трент». Сейчас их как раз загружали всем тем, что может понадобиться на Северном полюсе.
— В первую очередь они возьмут с собою шубы и меховые куртки, — говорили с надеждой скорняки.
— Увлекательные книги, — сказал один книготорговец. — Потому что там очень скучно.
— Настоящих мужчин, — высказали предположение великосветские дамы из Лондона и отправились в гавань, чтобы на месте произвести осмотр храбрецов.
Каждый утверждал, что лучше других знает о распоряжениях, полученных экспедицией. Один якобы узнал все из первых рук прямо в Адмиралтействе, другой — от капитана Бьюкена, возглавлявшего все это дело. Кто-то ссылался на лейтенанта Франклина, командовавшего «Трентом», кто-то сомневался: «Франклин? Да он же никогда ничего не говорит!»
— Капитан, который едва шевелится, куда ж это годится? — возмущался мичман Джордж Бек. — И это на берегу. Что же будет, когда мы в море выйдем?
Эндрю Рид смотрел на своего друга с восхищением. Он возразил ему только для того, чтобы поддержать беседу:
— Да, но с курами-то он быстро расправился! Ни одной на борту не оставил!
— И это большая ошибка. Ведь что такое куры? Свежее мясо! Но это мелочи. А как он говорит? Сначала всегда идет пауза. Как же он будет отдавать приказы?
Они только что выпорхнули из морского училища и, разумеется, знали лучше других, как все должно быть. Бек успел уже придумать Франклину кличку: Капитан Тормоз.
Первая ночь на борту. У Джона Франклина поднялся настоящий жар. Его лихорадило. В полусне он слышал бесконечные голоса, которые сообщали ему что-то невнятное, требовали от него решений или критиковали распоряжения, которые якобы он сам отдал. Он метался в постели, скрежетал в забытьи зубами и весь пропотел. За ночь у него свело шею, пришлось так и выйти на палубу — со скособоченной головой.
Это был страх, настоящий ужас, и совладать с ним было крайне трудно. Молча обошел он все судно, отвечал на приветствия, принимал сообщения и пытался превратиться из члена Читательского общества Хорнкасла в капитана. Он знал это по прежним временам: страх оттого, что ты ничего не понимаешь, ничего не можешь и не умеешь и даже оказываешься не в состоянии дать отпор, если кто-то с тобой совсем уже не считается. Страх перед тем, что никто не станет приспосабливаться к его темпу и что он сам только шишек себе набьет, если попытается приспособиться к другим.
Всего 250 тонн водоизмещения было у «Трента», но сейчас он казался ему настоящим гигантом, гораздо более страшным и непонятным, чем то первое судно, на котором он ходил в Лиссабон восемнадцать лет тому назад. Этот сорт страха он изучил хорошо. До сих пор он избавлялся от него только благодаря привычке доводить каждое начатое дело до конца, худо или бедно. Но теперь к нему добавился еще и другой страх: если его постигнет смертельная болезнь, или судно пойдет ко дну, или его отстранят от командования, то получится, что все эти долгие годы он напрасно ждал и боролся.