Открывая глаза
Шрифт:
– Вон оно что… А я, увидев её, не мог понять, почему же такая молодая девушка так плохо выглядит. Ты уверена, что сейчас её стоит беспокоить?
– Надеюсь, что она уже немного отошла, потому что кроме неё мне никто не сможет дать достаточно информации! Постараемся вести беседу аккуратно.
Мужчина вертел головой, рассматривая комнату.
– Как же бедно она живет. Неужели и этот журналист жил здесь; он же вроде бы был известным в своих кругах человеком, неужто ему не платили?! Тебе не кажется это странным, Ханна? – будто бы
Квартира девушки представляла собой подобие хорошо обставленной пещеры. Голые стены с кое-где обшарпанной побелкой, никакой мебели, кроме большого шкафа, занимавшего треть гостиной, двух уже занятых стульев и миниатюрного деревянного столика, расположившегося у окна с потушенной свечкой на нем. Единственное окно в гостиной выходило на реку, и, как подумал Джон, наверняка в него никто не смотрел, до такой степени оно было грязным. Дверь в комнату была распахнута, журналисты увидели ещё один стул и кровать, одиноко занимавшую половину помещения. На стуле были неровно сложены несколько книг, и стояла вторая свечка.
Ханна не успела ответить на вопрос мужчины. В гостиную вошла мисс Лонгман, которая слегка привела себя в порядок, стала приятнее выглядеть и даже немного понравилась Бигелоу, что ещё больше его разочаровало; он не мог поверить, что такая девушка живёт здесь.
– Не обращайте внимания на… на вот это… Мне нужно было раздать дедушкины долги, о которых я и не знала, поэтому пришлось расстаться с его большим домом в центре и снимать лачужку здесь, – поставив поднос с чаем на стол, она отошла к окну, внимательно посмотрев на пришедших журналистов.
– А что это были за долги, если не секрет? – поинтересовался мужчина.
– Мне нечего вам сказать… Я всегда думала, что ему много платят, он ведь никогда не бедствовал, не просил у меня денег, а сам мне их давал, жил в собственном доме. Но после смерти дедушки, ко мне пришли его коллеги из газеты и рассказали, что он задолжал большие деньги им, а потом пришли из банка и сказали то же самое. Вот мне и пришлось все продать, чтобы рассчитаться с долгами. Я думала, денег, вырученных с продажи дома и оставшихся после расчетов с долгами, хватит на смену жилья, – с едва заметной улыбкой произнесла девушка. – Но, к сожалению… – девушка, оправдываясь, обвела рукой комнату.
Джон очень удивился тому, как спокойно она это произнесла.
– Мисс Лонгман, вы просто взяли и всё продали. А вдруг вас обманули?!
– Меня зовут Сэдди. Да, вот так просто, – несколько грубовато ответила она, видимо желая показать, что Джон не имеет права её упрекать в случившемся. – И знаете, когда у вас умирает единственный близкий человек, становится как-то не до денег.
– Ясно, Сэдди, – вмешалась в разговор Ханна. – Извините Джона. Мы к вам по другому вопросу, – помолчав некоторое время, дабы девушка приготовилась слушать, журналистка спросила: – У вашего дедушки были враги?
– Нет… вроде…
– А вы знаете, как он умер?
– Да… Не знаю… Он упал под поезд, газеты писали, что… что он бросился, покончил с жизнью… – эти слова дались ей с трудом. – Но этого не может быть! Я знала дедушку очень хорошо!..
Сэдди с трудом сдерживала себя, чтобы не заплакать; глаза её сильно покраснели и налились слезами. Немного помолчав, она продолжила:
– Давайте больше не будем говорить на эту тему, мне столько раз приходилось отвечать на этот вопрос, что уже нет никаких сил снова повторять то, что так хочется забыть.
– Да, извините. А ваш дедушка пил?
– Нет, нет, не пил.
– Хорошо, а когда вы его видели в последний раз, что он вам говорил?
– Я не помню… Ничего существенного, – она помолчала. – Единственное, что я помню, дедушка обмолвился о новой большой статье. Я обычно ему помогала редактировать материал, который он брал домой, но в этот раз он отказал мне, сославшись на то, что ему помогут в газете, а меня ему вдруг стыдно стало просить.
– Вам не показалось это странным?
– Да… в общем-то нет. Я учусь, подрабатываю прачкой, и у меня действительно не всегда находилось время помогать дедушке, но отказывать тоже было не хорошо. Так что я ему была только благодарна.
– Вы учитесь? Это удивительно! Вы молодец! – Сэдди слегка улыбнулась.
– Я росла без мамы и, когда два года назад дедушка помог мне перебраться сюда с юга, он организовал мое поступление в школу. Но, честно говоря, я не хочу заниматься преподаванием, мне кажется это скучным.
– А ваш отец? Он жив?
– У него большая плантация и много рабов. Я не приемлю его жизни, – ответил девушка, заметив, как внимательно следит за ней Бигелоу.
– Хорошо, Сэдди, вы молодец. Можно ещё вопрос: а вы хотя бы примерно знаете, о чем статья, которую ваш дедушка хотел написать? Она была напечатана после его смерти?
– Я не знаю, – растерянно посмотрев на Ханну, Сэдди покачала головой.
– А люди, которые к вам приходили, коллеги дедушки, они спрашивали вас об этой статье, или вообще о дедушкиной работе? – Сэдди на несколько секунд задумалась.
– Да, они меня спрашивали, не помогала ли я дедушке, не знаю ли я, остался ли у него недоделанный материал. Я сказала им тоже, что и вам.
– А вы не спросили, зачем им это нужно, Сэдди?
– Нет, не спросила. Но думаю, они хотели закончить дедушкину работу.
– Но зачем? – возбужденно произнесла Гудвин. На секунду она забыла, что нужно всти себя сдержанно.
– Послушайте, мисс Гудвин, вы хотите, чтобы я вам что-то рассказала? Но в таком случае мне нужно было быть с дедушкой в тот вечер, когда он умер. Прошу вас, давайте закончим, – голос девушки звучал спокойно и ровно, но Ханна поняла, что ещё немного и Сэдди сорвется.