Открывая глаза
Шрифт:
– Как выбраться наружу? – крикнул Гудвин на мужчину. Тот ничего не мог ответить; то ли был напуган, так, что потерял дар речи, то ли от страха забыл, где находится выход. Гудвин выругался, и едва сдержался, чтобы не ударить неразговорчивого заложника. Дверь, ведущую в зал, попытались открыть. Решив сначала бежать к единственному выходу, Митт быстро оставил эту идею, подумав, что по этому пути его скорее поймают, чем ему удастся сбежать. Подойдя к окну, Митт швырнув в него схваченный стул, закрыл глаза рукой, и через секунду уже перебирался через оконную раму наружу. Он мысленно обрадовался,
– Митт? Что с вами? – к мужчине подбежал Джерри, подхватив его под плечи.
– Меня решили а… арестовать. Они всё… всё узнали и решили меня арестовать, – Джерри помог старику добраться до кухни и сесть на стул. Вид у Гудвина был такой, будто он очистил авгиевы конюшни за один день и в одиночестве. Он был едва жив, дышал часто и громко, сердце его продолжало бешено колотиться. Его рубашка была мокрая от пота, морщинистое лицо от усталости и нехватки воздуха сделалось пунцовым. Одежда мужчины была помята и изорвана кое-где, брюки испачканы в пыли.
Для Джерри эти слова стали большим удивлением. Он ожидал чего угодно, даже, что Митту просто откажут, но чтобы ещё узнали о его настоящем прошлом и пытались задержать – американцу казалось, что это просто невозможно.
– Хорошо, что вы застали меня дома. Я скоро собирался уходить. Митт, а как вы добрались до города?
– Добрые люди помогли пробраться на поезд. А где Ханна?
– Ей нездоровится, она спит в своей комнате.
– …не хочу напугать её своим видом, – потихоньку приходя в себя, проговорил отец девушки.
Молодой человек, казалось, его не слушает. Он бормотал:
– Как же так… этого просто не может быть! Я настолько тщательно очистил ваше имя, что даже позавидовал вашему новому прошлому! Этого просто не может быть…
– Может кто-то из твоих друзей раскрыл нас?
– Не думаю. О моих делах знали только четыре человека, и на всех их я мог бы положиться, как на себя.
– Раз так, то у меня есть только одна версия – это сделал Новак – министр финансов, помнишь, о котором ты мне рассказывал? Я же должен был стать его правой рукой… Думаю, всё заключается в его желании посадить рядом с собой надежного для него человека, а не какого-то неизвестного впервые увиденного кандидата. Думаю, это он раздобыл где-то информацию и предоставил её этим… председателям. Подумай все-таки, возможно он кого-то из твоих друзей подкупил.
– Может вы и правы… Я постараюсь это выяснить. Хотя… почему вы думаете, что именно Новак виноват. Лично я с ним не знаком, лишь слышал о нем, да видел мельком несколько раз. Но то, что говорите, может иметь место. И все же почему именно Новак?
– Джерри, мне трудно это объяснить! Новак был сегодня на моем рассмотрении. И он прямо сказал, если я надеялся на то, что меня
– Митт, это ещё не повод…
– Повод, Джерри! – крикнул Митт, не удержавшись. – Я по его глазам видел, что это он за всем стоит! Если он узнал моё прошлое, а он, скорее всего это сделал, чтобы обезопасить себя в будущем, то он просто не мог допустить меня к управлению городскими финансами.
– Ну, хорошо, Митт, давайте успокоимся! Как же теперь быть… – Джерри серьезно посмотрел на Гудвина. – Вот что, вам необходимо на время спрятаться, Митт. После выборов обстановка в стране поменяется, и всё утихнет. Я найду для вас укромное место, где можно будет переждать выборы и пожить несколько месяцев, – начал было Джерри, но Гудвин не дал ему договорить.
– Нет, Джерри. Не надо, я не стану прятаться. Они думали, что арестуют меня, но у них не вышло. Они думают, что найдут меня, но у них и это не выйдет!
В словах этого человека Джерри почувствовал нотку безумия. Глаза Гудвина горели. Он, казалось, был рад произошедшему, казалось, он только и ждал чего-то в этом роде. Митт медленно встал и, положив руку, всю в ссадинах, на плечо своего будущего зятя, серьезно произнес: – Джерри, я, наконец, понял! Сколько же лет должно было пройти, чтобы мне открылась эта простая истина.
– Вы о чем, Митт?
– Я неправильно поступал все годы своей революционной жизни! Я пытался бороться с разгулом власти не теми методами.
– Я вас не очень понимаю, но… мне всегда казалось, что ваше занятие имеет свою высокую цену.
– Нет, нет, ты прав! Ты прав! Но… в России я пытался сделать людей образованными, чтобы они сами поняли всю несправедливость существующего строя, во Франции же я попал в революционную волну, и меня выкинуло на берег, как и всех остальных революционеров, как только стихла буря людского негодования, почти ничего не добившаяся, стихла и ушла. То есть я хочу сказать, что опоздал, войдя в рабочее движение в середине пути.
– Что вы хотите этим сказать? – Джерри хотел отойти от мужчины, но продолжая чувствовать тяжелую руку пожилого человека на своем плече, руку, всё сильнее сжимающую плоть, не смог этого сделать. Митт с блестящими от разгоравшейся в нем идеи глазами смотрел на будущего тестя.
– Я пойду на улицы! Я сам сделаю революцию! Буду собирать людей, говорить им, что… Да им ничего не надо будет говорить! Ты сам каждый день видишь, что твориться в городе, ты должен понять, какое количество людей послушает меня! Какое количество бедноты пойдет со мной!
Джерри подумал, что Гудвин обезумел. Пытаясь хоть немного успокоить Митта, хотя бы на секунду увидеть его спокойный взгляд, не одержимый сумасшедшими идеями, Джерри несильно тряхнул тело старика. Тот никак не отреагировал, смотря на молодого мужчину, но, не видя его.
– Митт, Нью-Йорк один из процветающих городов. Бедность у нас, это не единственная проблема. Есть ещё рабство. А фермеры с их бедной землей на Западе, есть же ещё индейцы, жизнь которых попросту обречена. Вам стоит успокоиться и подумать, вы тогда поймете, что не нужно делать поспешных выводов и что бунтом в одном городе ничего…