Отражение
Шрифт:
— Bay! — Майкл даже не знал, как на это реагировать.
— Да-да-да, — довольно ехидно подтвердил Степан. — Мы тебя под белы рученьки туда и доставим. По-моему, чего-то такого от нас и хотели. Не понятно только — почему чекисты на тебя до этого сквозь пальцы смотрели?
— Я тоже думаю, что они обо мне знают, — грустно согласился Кляйн. — Но в русской тюрьме очень сидеть не хочется.
— Это ненадолго, — заверил Степан.
— А кто и когда меня оттуда вытащит? Маккаферти только рад будет. Менять меня не захотят, я же вам все рассказал...
— Вытащат. Я или он, — Степан кивнул на Семена. — Как только все это кончится. Не такая уж ты большая птица. Надеюсь, вся шпионская атрибутика у тебя есть?
— Есть.
Степан тут же взялся за телефонную трубку и набрал номер.
— Майора Дорохова, — попросил он, но суть дела изложить не успел. На том конце провода некто майор Дорохов, узнав его по голосу, успел сказать ему что-то раньше. Дав отбой, Степан внимательно посмотрел на Семена, будто раздумывая, сообщать ему услышанное или нет. За время этого молчания между ними опять разрядилась невидимая молния, комнату наполнило колдовство их мистического сходства, и Майклу на миг показалось, что сейчас они шагнут друг в друга и станут одним человеком.
— Поехали, — скомандовал Степан, ничего не объясняя.
Из кабинета появился что-то читавший там Сбитень. Вопросительно посмотрел на Степана.
—Дядя Коля отказался играть на их стороне, — ответил его взгляду Степан.
4
Возле особняка Николая Сергеевича Егорова суетились люди в различной униформе. Пожарники сворачивали брандспойты, санитары ждали, когда судмедэксперты закончат осмотр тел, следователи и оперативники сновали туда-сюда по саду и в доме. Из чернеющих глазниц второго этажа струился дым — последствия недавнего пожара. К машине Степана подошел человек в сером костюме, седовласый, но молодой, немного прихрамывая.
— Все, Степа, можешь заказывать грандиозную тризну. Дядя Коля отвоевался, — сказал он, протягивая руку.
— Кто еще? — спросил Степан.
— Семеро паладинов и девушка. А ведь я предлагал ему поддержку, предлагал сотрудничество, а он все за свои уголовные принципы держался. Гордый...
— Слышь, Дорохов, девушка — кто? — перебил его Степан.
— Да, вроде, из твоих... — чекист с интересом посмотрел на Семена, который при этих словах напрягся и подался в его сторону.
— Мы посмотрим? — кивнул на дом Степан.
— Пойдемте.
Следом за майором они вошли во двор, где санитары уже грузили на носилки четырех покойников — охрану дяди Коли. На первом этаже, мраморный пол которого был обильно полит кровью, еще работали судмедэксперты и следователи.
Семен вошел в дом, преодолевая сжиженный предчувствием беды воздух. Мир перемещался перед глазами, словно в замедленном кино. Сладковатый, липкий запах смерти пробуждал задремавшие инстинкты воина. Мозг воспринимал окружающее сквозь сузившийся коридор взгляда, будто через триплекс смотрел, и где-то на задней его стенке размытыми силуэтами вырисовывалась картина происшедшего в этом доме.
Их было двое, или трое. Третий просто шел следом. Наблюдал? Командовал? Значит, исполнителей двое. Стреляют прекрасно. Самоуверенны. Они относятся к этому не как к работе, а как к развлечению. Шоу. Один из них садист. Перерезал горло старому официанту именно для того, чтобы было больше крови.
Пистолет держал в другой руке. Второй их догнал ближе ко второму этажу. Немного подождали, пока с улицы поможет гранатометчик. Дурковали-дурковали, но на РПК не поперли. Точно знали, куда идут. Гранатометчик влупил с крыши или с чердака особняка напротив. Они действительно играли... В войнушку. Самоуверенность. Наглость. Она-то их и подведет. Чувство силы и превосходства. Ненависть к жертвам. Ненависть за деньги? Или просто ненависть ко всем? Этот в замшевом пиджаке поторопился стрелять, но, возможно, все-таки зацепил одного. Его убили, когда высунулся. Точно — в лоб.
Мимо на носилках пронесли тело девушки, прикрытое полиэтиленом. Он узнал ее, но тугое облако уже осознанной беды не позволяло проткнуть сердце острой болью, залить мозг непролитыми горячими слезами, как это случилось в Сараево. Почему-то вдруг подумалось: у нас даже нет специальных мешков на молниях. Выносим тела убитых то под простынею, то, вот, под полиэтиленом. Словно манекен. Когда-то сквозь такую же пелену он рассматривал фотографию растерзанной Милицы, не в силах охватить разумом ни свершившееся, ни увиденное. Теперь — Наташа... Слепая ярость или затаилась, или растратилась тогда в Сараево. А, может, отец Николай тихой и убедительной речью своей заговорил ее, загнал в самую глубь, в самый темный омут души? Но от разрастающейся вокруг пустоты никуда нельзя было уйти. Она росла, набухала, распирала стены, и, казалось, пропахший гарью и смертью дом вот-вот лопнет по швам, пустота вырвется на волю и заполнит собой весь мир. И не будет уже ничего, кроме пустоты. В ней будут начинаться и кончаться дороги, в ней будут загораться окна пустых домов, и провода, сквозящие сквозь нее, будут гудеть заунывную ее песню. Наступит вечная осень, а пустота, заполнив собой все и вся, будет гулко дышать, шурша облетевшей листвой, прицеливаясь в беззащитную скорлупу неба, чтобы соединиться с той — пустотой космической, вечной и холодной.
— 3-з-з-вери! — прорезал, проткнул пустоту Степан. Он вложил в звук «з» все возможное количество ненависти, которое удалось поместить в полости рта и в легких. И это «з», как игла, нанизало на себя пустоту и слегка кольнуло Семена, который, точно сомнамбула, двигался за носилками.
Степан ухватил его за рукав, потянул в кабинет. Оттуда уже шагнул навстречу Дорохов:
— Твоя? — кивнул в сторону носилок.
— Его.
Дорохов опять с интересом посмотрел на Семена.
— Их было трое, — сказал ему зачем-то Семен.
— Здесь, в доме — да. — Подтвердил Дорохов. Подошел поближе к Степану и продолжил шепотом:
— У нее в руках была записка. Убийца увлекся, не заметил. Там шифр какой-то. Я, на всякий случай, переписал. Может, ты без шифровальщиков это прочтешь? — развернул лист на ладони.
— Конечно, прочту. Это номер счета дяди Коли, в банке Осинского.
— Осинский? — удивился Дорохов. — Тогда дело дрянь.
— Может, в Москве и дрянь, — вмешался Семен, — но пусть сунутся к нам. Посмотрим.
— А остальные цифры? — спросил сам у себя Степан.
— Может, даты? — взглянул Семен.
— Похоже, — согласился Дорохов.
Глава двенадцатая
ТОРСИОННЫЙ ГЕНЕРАТОР
1
Одноместная камера в России — это роскошь.
И даже то, что стены ее были покрашены в раздражающий глаза ядовито-зеленый цвет из фильмов ужасов, первоначально Майкла не смутило. Под потолком таким же ядовито-желтым светом тлела лампочка, одетая в мутноватый плафон, оправленный металлической решеткой. Обитые листовой сталью двери, нары, малюсенькая подушка с наволчкой в разводах от частой и недобросовестной стирки, затертое байковое одеялко и видавший виды матрас — определенно роскошь. Стены и все это сдавленное ими пространство словно впитали мысли и чувства прежних обитателей и теперь давили со всех сторон на мозг Кляйна, или, казалось, они пытаются произнести одну беззвучную букву, которая заменяет весь алфавит и одновременно вмещает в себе огромный сгусток печальной информации. Если есть в мире беззвучный стон, то именно здесь его можно услышать. Все это, тем не менее, казалось Майклу даже интересным, даже романтичным.