Отрешенные люди
Шрифт:
Граф Бестужев уселся в большое кресло у стола, а Луке Васильеву предложил сесть на кушетку, возле стены, но тот лишь отрицательно покачал головой, покосившись на клетку, оплетенную металлической проволокой, в которой что–то шебуршало.
— Да не бойся ты их, они плотно упрятаны, — улыбнулся граф, но это не подействовало на шуваловского лакея. Он хоть и не впервой входил в кабинет канцлера, но сидеть рядом с клеткой, где помещались отвратительные ядовитые змеи, наотрез отказывался. — Ладно, стой чурбаном, — усмехнулся, щуря голубые глаза, Бестужев. — Ну, говори, с чем пришел?
— Покорнейше докладываю, что к хозяину моему пожаловали на именины Петр Иванович и Александр Иванович Шуваловы, а с ними граф Воронцов. Позже подъехали Михаила Ломоносов, но пробыли недолго, ушли быстро…
— Отчего так? — заинтересованно поднял тонкую бровь граф. — Обычно сей преславный академик подолгу сиживает у патрона своего. А тут что случилось?
— Петр Иванович Шувалов что–то предерзкое сказали про Михайлу Васильевича, те и ушли сразу.
— Так–так, — Бестужев подхватил со стола табакерку, повертел ее в руках, нажал на кнопку с тыльной стороны, крышечка поехала вверх, и полилась приятная, тихая музыка. Граф захлопнул крышку и поднял голову на замолчавшего Луку. — Чего остановился? Сказывай дальше, слушаю тебя.
— Вещица у вас чудная, ваше сиятельство, — улыбнулся тот, — никак не надивлюсь всему у вас виденному.
— А ты дивись, да время не теряй, сказывай, сказывай.
— Говорил сегодня все больше Петр Иванович про откупа винные и про рудники медные. Собирается все откупа на себя переписать. Сибирь поминал. Дескать, там каторжных много, на работу есть кого набрать…
— Да–а–а… — задумчиво протянул Бестужев, разглядывая узор на табакерке, — значит, на Сибирь нацелился. Понятно. Ох, высоко сокол летает, да где–то сядет. Ладно, еще чего?
— Вроде и все, ваше сиятельство…
— Не ври, не все еще. Про меня чего болтали на сей раз? Ну?
— Неловко сказывать, ваше сиятельство.
— Не девка я. Краснеть или слезы лить не стану. Все говори, как есть. За что я тебе деньги плачу? Давай, давай…
— Вас поминали, мол, императрица видеть вас не желает какой день и… Лука замялся, потупился в пол.
— Да что, я из тебя тянуть должен веревкой, что ли? Слушаю!
— Вором вас называли, уж извините, ваше сиятельство. Будто вы из Англии пенсион получаете немалый. Ругали всячески. Повторить?
— Не надо, — махнул рукой Бестужев и, открыв табакерку, заложил в нос изрядную понюшку табака, чихнул, блаженно закатил глаза, утерся и весело засмеялся.
— Вот ведь, канальи, все знают, как есть. Молодцы. Пускай себе знают, но и мы про них кое–что на уме держим. Спасибо, дружок. На тебе, — и он протянул лакею золотой луидор, который тот принял с поклоном и, зажав в кулаке, попятился к двери. — Из того самого пенсиона монетка, учти, дружок. Не вздумай показать кому. Лучше поменяй в трактире на берегу, где моряки собираются. Погоди, скажи мне еще, посылает ли тебя хозяин к братьям своим с поручениями какими, с записками?
— Случается, — негромко ответил лакей.
— И ответа ждешь?
— Бывает, что и ответ обратно несу.
— Вот–вот. Ты не спеши с запиской, а сперва до меня загляни, а потом уже иди, как положено. Уразумел?
— Чего же не понять, — хитро улыбнулся Лука. — Если за то плата особая
вашим сиятельством будет назначена, то отчего не зайти.
— Молодец! Будет тебе плата, а если в тех записках что интересное сыщется, то и вдвойне заплачу. Ну, все на сегодня, пошли, провожу.
Когда Алексей Петрович вернулся обратно в кабинет, то его словно подменили: пропала степенность, осанка, и он, словно юноша, забегал из одного угла в другой, заложив обе руки за спину. На время он останавливался возле письменного стола, заглядывал в карты, делал какие–то пометки, чмокал губами, что–то нашептывал и снова принимался ходить, морща большой покатый лоб, изрезанный многочисленными морщинами.
А задуматься ему было о чем. Обстановка в Европе менялась каждый день, словно в праздничном шутовском балагане. Не было постоянных друзей, значит, любая, вчера еще дружественная держава могла завтра оказаться врагом, причем врагом серьезным, которому хорошо известно обо всех слабостях России. Политика же, тем более российская, дело тонкое, стороннему глазу не видное. Если государыне завтра новые духи понравятся, что ей французский посланник преподнес, то послезавтра, глядишь, она тем французикам разрешит беспошлинную торговлю вести по всей стране. Государыня, она вроде бы национальности русской, православная, должна блюсти выгоду подданных своих, а на деле что выходит? Дальше Польши русские купцы не суются, не пущают их, и государыня, хоть знает о том, зубами скрипит, а изменить ничего не может…
Если задуматься, то что такое Россия? Леса, поля, реки, народ, что в ней живет. Рядом другие страны лежат, но только народ в них на ином языке разговаривает, иную веру исповедует. И каждый народ желает жить лучше, богаче, свои привилегии иметь. Это как два мужика в деревне, у которых дома и огороды рядом. Попробуй сосед на чужую межу залезть, как тут же по зубам получит. Вот и государства меж собой межи–границы держат, чужих людей через них запросто так не пускают. Русскому лапотному мужику, может, не сильно и надобно в иное государство задаром шляться, когда у себя дома работы невпроворот, а вот дворянскому недорослю не мешало бы съездить в чужие края, ума поднабраться, науки изучить, да не всякая страна его примет, приветит, выучит, чему надобно. Им, государям иным, приятственно, что мы тут ситный хлебушек кислым квасом запиваем, что в соседней губернии делается, не ведаем. Может, кому это дело и ладно смотрится, а ему, Бестужеву, стыдно за российский народ. Чем он хуже иных наций? Чем не вышел?
Алексей Петрович сбавил шаг и подошел к ломберному столу, придвинутому к кушетке, взял колоду карт, чуть распушил, и начал выдергивать из нее карты одну за другой, выбрасывая их на столик картинкой кверху. Первой на стол легла червовая дама, рядом дама пиковая, а ниже два короля тех же мастей. Отдельно от них он выкинул трефового туза, отложил колоду в сторону и стал рассуждать.
"Пусть червовая дама будет императрица Елизавета, пиковая — австрийская Мария—Терезия. Обе они имеют примерно равные силы. А вот рядом с ними король пиковый — прусский король Фридрих и червовый — французский Людовик.
— Все они мало на что способны в одиночку, но вот отдельно расположился трефовый туз — Англия, могущественная из держав. Вкупе с ней любая из карт побьет трех остальных. Главное, жертвуя малым, показать свою силу, а это можно сделать, лишь имея мощного союзника, а им на сегодняшний день может быть только Англия…
Канцлер смешал карты и присел на кушетку. Снизу, из клетки, раздалось тихое шипение. Он наклонился и внимательно глянул в глаза черной гадюке, что тянулась к нему плоской головой, шевеля раздвоенным языком.