Отрешенные люди
Шрифт:
— Они дадут, жди, — подключились к разговору и остальные казаки, забыв, что они караульные на воротах, — мы тех солдат и в глаза не видывали, прошли стороной на Троицкую крепость. Болтают, там они и встали лагерем.
— Говорили, полков пять их набралось, при пушках, — подхватил другой казак.
— А к нам только небольшой отряд и прибегал, пару деньков погостевали и туда же подались, — махнул рукой Степан. — Только поручика своего больного оставили.
— А чего с ним? — спросил Иван, чтоб поддержать разговор.
— Лихоманка его скрутила, едва жив остался.
—
— При нем два ординарца, большая птица… Видать, с самого Петербургу.
— Не сухонький такой, роста высокого? — поинтересовался Иван, чтоб отбросить смутное предчувствие, возникшее вдруг у него.
— Ага, сухонький, высокий, из себя молодец, а зовут… как же его зовут… — помялся немного Степан, но так и не вспомнил, — а вам–то он по какой надобности? Может, тоже земляк?
— Да нет, — словно оправдываясь, ответил Иван, — просто показалось.
— Вон и комендант идет, — спохватились казаки и быстрехонько кинулись по своим местам, взяли "на караул" при приближении начальства.
К воротам подходил щегольски одетый, довольно молодой сотник с нагайкой в руке и саблей на боку. Он старался выглядеть солидно, но это давалось ему плохо и, сделав несколько шагов, он вдруг вздрагивал, как–то подпрыгивал, прогибался в спине, словно спешил перейти на бег, но затем вспоминал о своем высоком положении, встряхивал длинным черным чубом, выбивающимся из–под лохматой казачьей шапки, чуть замедлял шаг и опять какое–то время двигался степенно и почти торжественно.
— Разрешите доложить, — обратился к нему Степан, пристукнув коваными сапогами, отчего мелодично звякнули стальные шпоры и, увидев кивок головы сотника, продолжал, — на заставу прибыли трое человек и хотели бы вас видеть.
— Уже видят, — усмехнулся сотник, — Что дальше?
— Купца тобольского выкупать приехали, — пояснил Степан.
— А нам какое с того дело? Мы не таможня, а казаки, охрану несем.
— Связаться бы с кем из старшин киргизских, — осторожно попросил Зубарев, — отблагодарим за помощь.
Сотник внимательно поглядел на него, хотел что–то сказать, но передумал, крутнулся на каблуках и пошел обратно в крепость, обронив на ходу:
— Мешать не будем. Бог в помощь.
— Как же так? — удивился Зубарев. — Не по–христиански то, братцы,
помогите…
— Слышал, поди, — сквозь зубы заявил Степан и начал закрывать тяжелые створки ворот, не глядя Ивану в глаза.
— А нам куды деваться? — в голос вскрикнули Тихон и Никанор. — Земляк, Степан, ты чего?
— А ничего, не велено пущать, — нехотя отвечал тот, — супротив начальства идти себе дороже станет, переночуете как–нибудь…
В это время из–за ворот крепости послышался знакомый Зубареву голос и он стремглав кинулся в оставшуюся меж воротинами щель, сумел просунуть голову и закричал, что есть мочи:
— Ваше высокоблагородие! Помогите! Подайте помощь!
Внутри крепости возле рубленой избы стоял заметно осунувшийся поручик Кураев и о чем–то беседовал с молодцеватым сотником. Он пожелтел лицом после недавней болезни, но был все также подтянут, бодр и даже
— Старый знакомец! Чему обязан? Случайно не меня ищите?
— Вас, ваше высокоблагородие, именно вас.
— Чем могу быть полезен? Может, хотите получить удовлетворение за причиненную обиду? Я к вашим услугам. Но, честно говоря, особой вины за собой не чувствую. Уж чересчур подозрительно выглядели вы в прошлый раз. Да и сейчас не лучше, — критически глянул он на зажатого воротинами Ивана.
Наконец, казаки, видя, что поручик весьма любезно и по–дружески разговаривает с вновь прибывшим, отворили створки ворот пошире, и Зубарев, тяжело отдуваясь, шагнул в крепость, сбиваясь, заговорил:
— Судьба, ваше высокоблагородие, судьба, видать, нас опять вместе свела… Окажите помощь христианскую… Помогите брата моего двоюродного освободить из плена… Век Бога за вас молить буду и детям завещаю… Помогите…
— Вот так история. Я, как погляжу, с вами постоянно случаются какие–то немыслимые ситуации. Прямо наваждение какое–то. То я этого молодого человека от волков в чистом поле спасаю, — пояснял он сотнику, — то он кажется мне едва ли не преступником, сдаю его в острог, но его выпускает сам губернатор. Уезжаю на полтыщи верст от Тобольска, и, на тебе, он опять здесь. Можно подумать, вы преследуете меня, — с ехидной улыбкой выговорил Гаврила Андреевич Кураев все это в лицо Зубареву и закончил, — ну, что с вами делать, придется выручать и на сей раз. Такова моя планида, надо думать. Рассказывайте…
Иван торопливо и сбивчиво изложил цель своей поездки, не забыл упомянуть, что родной брат Федора Корнильева — почтенный купец, избран президентом городского магистрата, и, в случае оказания действенной помощи с чьей–либо стороны, не поскупится и отблагодарит достойно.
— Ох, не нравится мне ваша затея, — покрутил головой Кураев, — а вы что можете сказать обо всем услышанном? — обратился он к стоящему рядом сотнику.
— Не впервой мне про такие истории слушать, — шмыгнул тот обгоревшим на солнце носом, — надобно им в степь ехать до переправы через реку, а там ждать, пока кто не выйдет на них из инородцев. Те по своей почте быстро известят кого следует. И пары дней не пройдет, как к ним явятся нужные люди.
— Про какую почту вы говорите? — переспросил Кураев. — Неужели у этих варваров имеется хорошо отлаженная почта? Расскажи мне кто другой, ни за что не поверил бы.
— Это мы так только называем, мол, почта. А на самом деле кто его знает, как оне сообщаются меж собой обо всем, что происходит. Бывало, выедем мы из одного становища к другому ранним утром, ночью никто не уезжал, стерегли. Ладно, едем себе, никого не встретим по пути, приезжаем в другое становище, а там про нас все–все известно уже. И как начальника зовут, и откуль едем, чего везем, сколь нас есть всего. Обо всем понятие имеют. Вот мы и прозвали ихнее сообщение почтой.