Отстойник
Шрифт:
– Лейтенантик, трогаемся!
– приветливо завёт проводница.
Прыгаю на лестницу, она мило улыбается: - Чаёк принести?
– Можно. В Севастополь скоро приедем?
– в ответ улыбаюсь я.
– Уже в Крым въезжаем, полдвенадцатого будем на месте.
В купе, кроме долговязого подростка, уже все проснулись. Мужчина собирается бриться, женщина скатывает постель. Выкладываю на столик ещё горячие пирожки: - К чаю, - радушно предлагаю я.
– Как спалось, лейтенант?
– мужчина с одобрением глянул на мои гостинцы.
– Спал как убитый, - покосился
– Я тоже. Люблю спать в поездах. Отвлекаешься от всего, перестук колёс. В принципе, у меня вся жизнь на колёсах, - вздыхая, добавляет он.
– Эй, Вадик, вставай!
– он энергично трясёт сына.
– Папа, дай поспать!
– брыкается подросток.
– Дядя Кирилл такие пирожки принёс!
– Оставьте пару штук, - просит Вадик и отворачивается к стене, накрываясь с головой одеялом.
– Вот так всегда, нет в нём военной жилки.
– Рано ему ещё эту жилку приобретать. Не буди ребёнка, вступается за сына мать.
– Парню четырнадцать лет, через три года в училище пойдёт.
– Типун тебе на язык, поступит в институт, пускай гражданским человеком остаётся. Намыкалась с тобой, по дальним гарнизонам таскаться. А толку? Лишь на пенсии вздохнула. Не хочу, чтоб у сына была такая же участь как у нас.
– Что вы опять спорите, - наконец просыпается Вадик, - вот возьму и в ПТУ пойду.
– Шалопай!
– беззлобно даёт подзатыльник отец.
Парень спускается, заспанный, глаза щёлочки: - Доброе утро, - приветливо здоровается со мной.
– О, ещё горячий!
– и пытается со столика утянуть один пирожок.
– Иди, умывайся!
– хором прикрикнули отец с матерью.
За окном знакомые пейзажи. Крымскую природу не спутаешь ни с чем. Нет кричаще ярких красок, как это есть под Москвой, где по осени всё вспыхивает золотым огнём, даже глаза слепит, красота неописуемая. У нас же всё приглушенно, но от этого мне милее и на душе теплее. Осень, словно благородный топаз неназойливо подсвечивает листву багровым, медным, нефритовым и солнечным отблеском, и всё это на фоне красноватых скал, а вверху, как бирюза - высокое небо, где иной раз можно заметить парящих орлов
Сейчас, правда, уже первые числа ноября, но не все деревья сбросили листву. Лес стал прозрачнее, явственно виднеются корявые можжевельники, на склонах как свечи торчат кипарисы, где-то шумят сосновые леса. А вот и знаменитые крымские тоннели. Постоянно пытаюсь, сосчитать их количество и никак не могу, всё время отвлекаюсь.
Наконец выкатываем из последнего, поезд несётся мимо пещерного монастыря. Он заброшен, виднеются чёрные провалы, высеченные лестницы, пустые площадки на скалах. А вверху стоят мощные круглые башни. Когда-то здесь было древнее поселение.
На противоположной стороне плато - каменоломни, выработка в виде цирка. Камнережущими механизмами оголили подземный водоток, и теперь он заливает искусственный каньон водой. Скоро здесь будет глубокое озеро, а на берегу уже растёт камыш, и прилетают на зиму птицы.
В принципе, это уже Севастополь, виднеется бухта, заставленная военными кораблями, мелькают толстые стены завода Орджоникидзе.
Поезд резко замедляет ход и незаметно вползает на вокзал. Вот я и дома! На сердце сладость, настроение чудесное. Прощаюсь с соседями по купе, улыбаюсь милой проводнице и выпрыгиваю на перрон.
Здорово! Тепло, небо ясное, иду в расстегнутой шинели, через плечо сумка с гостинцами для матери. Всё мне знакомо и не знакомо одновременно, так обычно бывает после длительного отсутствия.
В отличие от Москвы, где люди привыкли к различной форме, в Севастополе на меня все обращают внимание, парадная форма авиации весьма эффектная и красивая. Симпатичные девушки строят глазки, шушукаются, хихикают, я улыбаюсь в ответ, для меня сейчас весь мир хорош, а на душе такое приятное чувство, что даже не сразу замечаю направляющихся ко мне военных. Суровый морской патруль: капитан-лейтенант и три курсанта - тормозит около меня. Я, можно сказать, не по форме, шинель расстегнута, тёплая шапка зажата в руке, но они видят орден, с улыбками отдают честь и неторопливо уходят.
Шикую. Ловлю такси. Мчусь сквозь город. Словоохотливый таксист всё пытает меня, где служил, на чём летал. Так хочется сказать: "коровам хвосты крутил" - но лишь улыбаюсь.
А вот и Стрелка, так мы называется Стрелецкую бухту, здесь я живу. Водитель лихо тормозит у подъезда, даю ему по счётчику пятьдесят семь копеек и сверху три рубля. Он вообще отказывается от денег, тогда предлагаю ему жирного вяленого леща, это он с удовольствием принимает и с радостью благодарит
Стремительно взлетаю на свой этаж, звоню, сердце радостно стучит.
– Кто?
– слышу родной голос.
– Мама, это я!
– с волнением произношу я.
Она долго не приходит в себя, плачет, не может насмотреться на меня, ведёт в комнату. Скидываю шинель, мать видит орден, в глазах появляются слёзы. Пытаюсь успокоить, говорю, что вручили его за хорошую службу, поверила, слёзы мгновенно высохли. Она немного успокаивается и всё расспрашивает, как я служу, не обижают ли меня, хорошо ли кормят.
– Всё отлично, мама, служба мне нравится, кормят прекрасно, много друзей ... не переживай!
– я улыбаюсь и достаю гостинцы: овсяное печение, конфеты и импортные сапоги. Угадал с размером! Она светится от счастья и как сразу помолодела.
Сидим на кухне, пьём чай, она нахваливает печенье, надо же, какой дефицит! Мне хорошо в обществе матери, но на месте уже не сидится, хочу встретиться с друзьями, да и в военкомат надо зайти.
Как обычно включен чёрно белый телевизор и как всегда произносит речь Леонид Ильич Брежнев. Сейчас, глядя на него, я не фыркаю, а с сочувствием вижу, как он сильно сдал, совсем постарел, едва говорит, с трудом держится за трибуну. За ним зорко наблюдает охрана, чтоб не дай бог он не упал - на износ работает человек, ему б на заслуженный покой. А может, его просто не отпускают на пенсию?