Отсюда и в вечность
Шрифт:
— Я никогда не прятался от Холмса, — упрямо твердил Уорден. — Кто он такой, чтобы мне прятаться от него?
— Он твой начальник. В этом-то все и дело. И если меня не будет как раз в то время, когда ты будешь в отпуску…
— Я все понимаю, — угрюмо сказал Уорден. — Только иногда мне все становится противным.
— Нет, нам не удастся сделать то, что ты предлагаешь, Милт. А если это и будет, то не месяц. Хорошо бы хоть десять дней выкроить. Мне, может, и удастся удрать дней на десять, но не на месяц. Ты возьмешь отпуск, а неделю спустя я приеду к тебе, пробуду
Уорден попытался отделить от своей мечты одну третью часть… За десять дней нельзя будет даже израсходовать шестьсот долларов. Он ничего не ответил на предложение Карен.
— О, Милт, — продолжала Карен, — только представь себе, как будет хорошо! Но только не месяц, это невозможно.
— Ну что ж. Ты, как всегда, права.
— Когда же кончится эта мука, Милт? Эта жизнь в постоянном страхе. Ведь мы скрываемся как преступники.
— Успокойся, Карен. Десять дней тоже неплохо. Все будет в порядке, — тихо сказал Уорден, нежно поглаживая ее по затылку.
— Я больше так не могу, дорогой Милт, — сказала Карен, прильнув головой к груди Уордена. — Ведь я не могу сходить даже в войсковую лавку, не чувствуя на себе подозрительных взглядов. Мне никогда в жизни не приходилось испытывать такое унижение.
— Ну ладно, ладно. Не расстраивайся. Знаешь, пойдем-ка к морю, выкупаемся и поедем куда-нибудь поразвлечься. — И тут же Уорден понял, что этого говорить не следовало.
Карен приподнялась и зло взглянула на Уордена. По щекам у нее катились слезы.
— Милт, скажи мне, ты ведь любишь меня? Или для тебя главное — позабавиться со мной, как с игрушкой, и бросить?
— Нет, Карен. Я люблю тебя, и ты для меня не игрушка, которую можно бросить. Ты мне дорога, и без тебя я пропаду. Пойдем купаться.
— А разве тебе не пора возвращаться? — озабоченно спросила Карен.
— Наплевать.
— Нет, этого я не допущу. Давай-ка я подвезу тебя обратно в город, и там ты найдешь такси, чтобы вернуться в казармы.
— Ладно, — согласился Уорден. Еще несколько минут назад он страстно стремился обладать ею, а сейчас это желание исчезло. Он чувствовал смертельную усталость.
Карен села за руль, а Уорден перебрался на сиденье рядом с пей. Машина тронулась.
— Ты можешь написать мне, когда получишь отпуск, — сказала она. — Положи письмо в обычный конверт, только обратного адреса не указывай. И прошу тебя, не звони по телефону. Ладно?
— Хорошо.
Карен настояла на том, чтобы подвезти Уордена поближе к стоянке такси, и видела, как он садился в машину, чтобы ехать в казармы. У Уордена не осталось даже шанса забежать в бар.
Уже в течение долгого времени Милту Уордену казалось, что Дайнэ втайне смеется над ним. После знакомства с Карен Уорден всегда в своих размышлениях называл Холмса Дайнэ. У Дайнэ были основания подсмеиваться над Уорденом, что и говорить.
Карен была женой Дайнэ, законной его супругой. От него у нее был ребенок, от него она зависела в материальном отношении. Деньги поступали ежемесячно из года в год, а не от случая к случаю, как это бывало у
Поэтому не удивительно, что Дайнэ мог подсмеиваться над Уорденом. Пусть Карен любила Уордена, но Дайнэ Холмс служил для нее базой, опираясь на которую она могла встречаться с Милтоном Уорденом. И хотя она каждый день ходила на свидание к Уордену, тем не менее всегда была дома не позднее девяти вечера. Получалось так, будто все трое Заключили сделку…
Дайнэ Холмс имел возможность посмеяться над Уорденом. Милт чувствовал это каждый раз, видя, как Карен в машине мужа после свидания направлялась домой.
Беда Уордена состояла в том, что он признался и себе и Карен в любви к ней. В этом и была его ошибка. Таким образом, Уорден оказался во власти Карен. Она могла заставить его делать все, что угодно, даже стать офицером.
Но все эти мысли возникали у Уордена только тогда, когда он видел, как Карен уезжает домой. Рядом с ней он думал лишь о любви к ней.
В тот день он вернулся в казармы рано и сумел еще до ужина написать рапорт о зачислении на курсы подготовки офицеров и закончить составление документов по делу Блюма.
Прошла неделя. Айк Гэлович был самым бесцеремонным образом смещен с должности заведующего снабжением, и на его место назначили сержанта Пита Карелсена. Холмсу пришлось долго его уговаривать, даже прибегать к угрозе лишить сержантского звания. В конце концов Карелсен согласился, но только после того, как Холмс обещал ему при первой же возможности назначить вместо него на это место новичка из школы сержантов. В течение двух недель Карелсен не разговаривал с Уорденом.
Большую радость доставил Холмсу рапорт Уордена о зачислении на офицерские курсы. По этому поводу он даже предоставил Уордену трехдневный отпуск, но тот отказался от поощрения, сказав, что дела не позволяют ему отлучиться даже на один день. Это обрадовало Холмса еще больше, и в течение нескольких дней он всем ставил Уордена в пример.
Через день, после того как Карелсен принял дела заведующего снабжением, Уорден подал рапорт об отпуске. Холмс отнесся к этому отрицательно.
— Тридцать дней? Это невозможно, сержант. Я с удовольствием разрешил бы тебе отпуск на три и даже на шесть дней, в качестве поощрения. Это даже не было бы в зачет причитающегося тебе отпуска. Но тридцать дней, да еще в такое время! Нет, это немыслимо.
— Сэр, этого отпуска я жду целый год. Если мне не удастся его получить сейчас, то я никогда не получу его.
— Официально ты уже потерял право на отпуск. Нужно было брать его раньше.
— Вы же знаете, сэр, что я не брал отпуска только потому, что хотел все дела привести в порядок. Это не моя вина.
— Так или иначе, я не могу сейчас дать тебе отпуск на месяц. Это невозможно.
— Я же все делал ради того, чтобы в роте был порядок, — настаивал Уорден.
Дайнэмайт сдвинул шляпу на затылок и уселся на стол напротив Уордена.