Отважная лягушка. Часть 3
Шрифт:
Столовая в доме регистора Трениума своими размерами почти не отличалась от аналогичного помещения на вилле Маврия. Только вместо натюрмортов стены украшали изображения пирующих мужчин с пышными зелёными венками на головах. Неизвестный художник достаточно тщательно прописал лица, чтобы гостья легко смогла узнать среди них хозяина дома с большим кубком в воздетой к потолку руке.
– Я не люблю ужинать в одиночестве, госпожа Ника, - проговорил хозяин дома, радушным жестом указав на расставленные вдоль стен широкие, застланные коврами ложа.
– И обязательно приглашаю кого-нибудь
Он гулко рассмеялся, хлопнув себя по объёмистому животику.
– Но едва я узнал, что ты наконец-то добралась до дома, тотчас отослал их прочь. Сегодня наше семейное торжество. Не правда ли, Пласда?
– Как ты решишь, дорогой супруг, так и будет, - скромно потупила взор хозяйка дома.
– Праздник у нас!
– вскричала Торина Септиса, звонко высморкавшись в платок.
– Бессмертные боги позволили мне прижать к сердцу ещё одну внучку, плоть от плоти, кровь от крови нашей несчастной Тейсы!
– Располагайтесь, - громко распорядился её сын, протискиваясь вдоль стены к центральному ложу.
Скромно присев с краю, Ника вытянула ноги, давая возможность Риате развязать ремешки сандалий, но тут совершенно неожиданно запротестовал дядюшка:
– Нет, нет! Иди сюда, чтобы я мог расслышать каждое слово.
"Вот батман!" - мысленно выругалась новоявленная племянница, которой как-то не очень хотелось валяться рядом с близким родственником. Мало ли какие фантазии придут ему в голову? Однако, отказываться от такого почётного предложения она не посмела и скрепя сердце устроилась на центральном ложе. Странно, но судя по выражению лица, Пласда отнеслась с полным равнодушием к столь тесному соседству своего мужа с молоденькой родственницей.
После того как все улеглись, хозяин дома принял из рук молоденького, смазливого раба наполненный вином кубок. Отточенным движением регистор Трениума плеснул несколько капель на пол и торжественно возгласил:
– Возблагодарим богов за то, что в нашей семье появилась ещё одна молодая красивая девушка.
Вино оказалось настолько сладким, что попанадка на миг подумала, будто за то время пока, Наставник прятался в Некуиме, его соотечественники научились делать сахар. Но оставшееся на языке странное, металлическое ощущение быстро развеяло иллюзию.
Осушив бокал, Ника вслед за остальными набросилась на еду. Как и полагалось на подобного рода застольях, кушанья представляли собой либо отдельные изделия: вроде пирогов, колбасок, завёрнутого в какие-то листья рубленого мяса с грецкими орехами, или оказались уже порезанными на куски: как то ли курица, то ли утка и душистых свиной окорок. А в больших чашках с салатами и кашами торчали специальные ложки, чтобы пирующие могли наложить порцию себе на тарелку. Однако, как и на вилле Маврия, девушке на дали спокойно поесть.
Видимо, дядя, несмотря на свои слова, уже успел где-то изрядно перекусить, потому что через несколько минут отодвинул позолоченное блюдо.
– До сих пор не могу поверить, что мой шурин решился отравиться за океан! Он не рассказывал, как это получилось?
– Очень часто, господин Септис, - аккуратно вытерев губы салфеткой, Ника внутренне
Регистор Трениума просто обязан ей поверить. В противном случае окажется, что весь длинный и тяжёлый путь проделан зря. К счастью, многочисленные репетиции этого разговора сыграли свою благотворную роль, и слушатели сидели, как зачарованные, позабыв про еду.
Паренёк-виночерпий стоял с широко открытым ртом, судорожно прижимая к груди кувшин. Рабыни, не стесняясь, плакали, вытирая струящиеся по щекам слёзы. Только сама рассказчица и Риата выглядели более-менее спокойно.
– Почему же он не поверил купцу?!
– не выдержав, прервал девушку дядя.
– Вы же могли вернуться гораздо раньше!
– Отец сказал, что эта новость показалась ему чересчур хорошей для правды, поскольку на протяжении многих лет небожители радовали его слишком редко. Поэтому он попросил своего друга ещё раз всё перепроверить. И только когда торговый партнёр господина Картена, пользовавшийся его полным доверием, побывав в Радле, нашёл на стене Сената имя Госпула Юлиса Лура, отец начал собираться...
– Но ты всё равно вернулась одна!
– не дал ей закончить собеседник.
– Увы, - печально развела руками Ника.
– Отец вдруг решил, что слишком стар для такого долгого и тяжёлого путешествия.
– Лаций болен?
– с тревогой спросила бабушка.
– Не знаю, госпожа Торина, - потупила взор Ника.
– Только он всё время повторял, что не хочет быть похороненным в море.
– Вот как?
– недоверчиво вскинул брови регистор Трениума, знаком приказав наполнить свой бокал.
– Предчувствие его не обмануло, - чуть понизив голос, рассказчица обвела мрачным взглядом враз притихших слушателей.
– Путь через океан оказался очень тяжёлым.
В самых живописных красках она поведала, как корабль попал на спину Змеи, о мучившей мореплавателей жажде, о голоде, о страхе и отчаянии, охватившем команду, о том, как снизошедший до их молитв Яроб прислал северный ветер, вырвавший судно из цепких лап течения.
Торина Септиса ещё сильнее расплакалась, размазывая по лицу убогую местную косметику. Хозяин дома, крякнув, потянулся за круглым пирогом, а его супруга, казалось, окаменела. Опираясь локтем о подушечку, она смотрела куда-то вдаль, поблёскивая двумя мокрыми полосками на щеках. Даже Нику, что называется, "проняло" от нахлынувших воспоминаний так, что временами перехватывало горло.
Наверное, именно из-за нахлынувших чувств, никто не обратил внимания на то, что пребывание у гостеприимных северных варваров девушка умудрилась втиснуть всего в несколько слов. После чего, промочив горло бокалом вина и закусив ветчинкой, так же коротенько описала своё путешествие по Западному побережью и Империи, остановившись лишь на истории с обвинением в богохульстве, выдвинутым против неё верховным жрецом этригийского храма Дрина.
А вот встречу с императрицей рассказчица описала довольно подробно, хотя для этого уставшей Нике пришлось старательно подбирать слова, от чего говорила она гораздо медленнее.