Отвергнуть короля
Шрифт:
– Не говорите так, – резко сказала Махелт. – Все обойдется. Вы не можете жить их жизнью, не то вам и вправду станет худо.
Она осталась еще ненадолго, чтобы утешить Иду, а затем направилась на поиски Гуго и нашла его в нише зала. Он все еще держал на руках младшего сына.
– Не понимаю, почему вы принимаете его поступки так близко к сердцу, – с раздражением сказала она. – Длинный Меч поступил глупо и безрассудно, но не по злобе.
Ее муж обнял своего маленького тезку.
– Он считает, что мы сделаны из более грубого теста, чем он, – оскалился Гуго. – Думает, что сбивать моего сына с ног – честная игра, ведь он всего лишь Биго, который
Махелт нахмурилась. Муж перешел к обороне и ведет себя так только потому, что ему пришлось проглотить свою ярость из-за поступка Иоанна. Гуго увидел новую угрозу своей семье со стороны короля – со стороны человека, который везде сопровождает короля и в чьих жилах течет та же кровь. Длинный Меч поступил глупо, но подобного отпора явно не заслужил.
– Ваша ссора разобьет сердце вашей матери, – сказала она.
Гуго поцеловал пушистые кудряшки сына.
– Она может общаться с ним сколько угодно, – ледяным тоном ответил он. – Когда Длинный Меч будет навещать Фрамлингем, я буду на севере, или в Тетфорде, или в Ипсуиче. Не будет встреч – не будет и ссор. Это мое последнее слово.
Махелт вздохнула. Она считала, что муж слишком горячится из-за пустяка, но знала, что если надавит сейчас, то лишь загонит его дальше в угол. Гуго уступчив, но в нем есть и упрямая жилка, а в некоторых вопросах он непреклонен.
– Вы должны пойти и попрощаться с королем, чтобы соблюсти формальности, – сказала Махелт, забирая у мужа ребенка.
– Вы правы. – Гуго встал и поправил тунику. – Я должен исполнить свой долг и проследить, чтобы эта свора исчадий ада выехала за наши ворота… а потом пойти и вымыть руки.
Покидая Фрамлингем, Длинный Меч испытывал ужасающее чувство потери. Мать протянула ему прощальную чарку дрожащими руками, с глазами, полными муки, но даже ради нее он не уступил, особенно учитывая, что Гуго стоял у нее за спиной, лицо и тело Уильяма словно были высечены из камня.
– Все будет хорошо, – весело сказал Ральф, скача рядом. – Гуго никогда не злится подолгу.
Длинный Меч бросил на брата испепеляющий взгляд:
– Мне наплевать! Гуго для меня – пустое место. Даже если он извинится за свое поведение, я не приму извинений. Мне надоело его прощать.
– Жаль, – сухо ответил Ральф.
– Если хотите, можете вернуться во Фрамлингем и присоединиться к нему, – фыркнул Длинный Меч. – Удерживать не стану.
Ральф замешкался и даже оглянулся на башни, венчающие горизонт, но после посмотрел на щит, закрепленный ремнями на вьючной лошади. Не красный с желтым цветов Биго, а голубой с золотым цветов Солсбери.
– Но на меня вам не наплевать, – сказал он. – Или нет?
Длинный Меч промолчал, но Ральф заметил ямочку на щеке единоутробного брата. Ему не наплевать, далеко не наплевать.
– Вы мой господин, – продолжил Ральф. – Моя верность принадлежит вам, но я не перестану разговаривать с Гуго, ведь он тоже мой брат.
– Как пожелаете, – ответил Длинный Меч, но слегка расслабился в седле, и Ральф заметил, как он выдохнул. Юноша покачал головой и задумался, почему семейные узы непременно должны быть такими тяжелыми и запутанными.
Глава 29
Кентербери, Кент, июнь 1213 года
Гуго поднялся с колен у гробницы мученика Томаса Бекета, коего сорок лет назад умертвили на том самом месте, которое ныне посетили Гуго и его зять Ранульф. Мозги святого выплеснулись из черепа и забрызгали лезвие меча рыцаря, служившего у короля Генриха, Реджинальда Фицурса. Архиепископ, убитый по приказу короля. Это было немыслимо, но все же случилось и могло повториться вновь. Гуго вложил руку в отверстие, которое позволяло коснуться гроба Бекета, и потрогал гладкое дерево, подобно бесчисленным паломникам до него. Он задумался, скоро ли дерево протрется насквозь, и не коснется ли однажды кто-нибудь не дерева, но костей святого.
Гуго прежде не совершал паломничества к гробнице Бекета. Усыпальница святого Эдмунда была ближе к Фрамлингему, и разумнее было поклоняться королю-мученику, особо заинтересованному в Восточной Англии, чем бывшему архиепископу Кентерберийскому, недавно канонизированному. Сардонически подняв бровь, отец Гуго заметил, что Бекет при жизни был не таким уж святым – всего лишь сварливым и упрямым гордецом, и эти качества в конце концов погубили его. Однако Церковь признала его мучеником, чудеса творились у его гробницы, и не успел король Генрих оглянуться, как ему пришлось иметь дело со святым вместо прежде несговорчивого, а ныне покойного священника.
Гуго не стал бы специально совершать паломничество к усыпальнице, но поскольку двор и королевская армия стояли лагерем неподалеку и нужно было как-то убить время, он решил посетить собор в обществе своего зятя. Ранульф тоже преклонил колени и встал.
– Говорят, прежде чем стать архиепископом, Бекет отправился во Францию с дипломатическим поручением. Он так кичился своим богатством, что французы по ошибке приняли его за самог'o короля Генриха. Легко могу в это поверить. – Ясные зеленые глаза Ранульфа блуждали по драгоценному убранству усыпальницы и радужному блеску расписных окон. – Он не сумел забрать сокровища с собой, но похоронен, несомненно, в роскоши.
– И все же его ценность выше всего, что его окружает, – возразил Гуго. – Не будь Бекета, ничего этого здесь не было бы. Перед интердиктом он стоил больше трехсот семидесяти фунтов серебра в год – подношений паломников.
Ранульф присвистнул:
– В таком случае, полагаю, им не слишком нужно наше подношение в две марки и пять фунтов воска.
– Вы становитесь прижимистым йоркширцем, – улыбнулся Гуго.
– Вы меня оскорбили, – надменно произнес Ранульф. – Я всегда им был.
Мужчины бок о бок прошли по нефу, изучая расписные колонны, позолоченные подсвечники, драпировки и украшения. Гуго погрузился в великолепие форм, текстур и цветов. Ранульф не обладал художественным вкусом, и интерес его был менее глубоким, но он, уже удовлетворив свое любопытство, терпеливо и спокойно дожидался Гуго.
Во внешней части нефа кипела торговля: разносчики предлагали свечи в плошках, свинцовые эмблемы с изображением святого и пузырьки со святой водой, в которой мочили одежду, бывшую на Бекете во время мученической гибели. Для особо доверчивых имелись даже фиалы из горного хрусталя с кровью Бекета, которую якобы собрал во время убийства некий монах, не столь потрясенный, сколь предприимчивый. Когда мужчины вышли через западную дверь под яркое июньское солнце, их окружили торговцы, предлагающие купить грамоты, подтверждающие совершенное паломничество. В продаже имелись также четки из различных камней, сортов дерева и кости, на любой кошелек. Брелоки и жетоны. Венки из живых и искусственных цветов. Пояса, конская упряжь, броши, пряжки, кресты, ковчеги.