Ответные санкции
Шрифт:
— Но не в таком масштабе, Гена. Есть мнение, что начинается Третья Мировая. Как и те две, она вырастает из локальных. Так что опоздал ты корешиться с американцами.
О-очень хочу послать его подальше и без хлеба. Типа от меня одного зависело сохранение мира и человечества, остальные — зрители на генеральских зарплатах?
— Не вопрос. Командующий базой Баграм в сотне метров от меня. Сейчас штаны одену и схожу застрелю его.
— …твою мать, Мерзляевский! — Степаныч употребляет именно то слово, из-за которого вправе зарэзать даже горячий финский парень. — Какого чёрта фиглярничаешь? Надо спасать положение!
— Давеча вы говорили, что внешнюю политику определяют другие люди, а наше мнение не слишком ценно… Чо делать-то?
— Не знаю! — с непередаваемой последовательностью исторгает генерал. — Принимай решение по обстановке. Действуй! А не валяйся как…
Он отключается, избавив нас с Камаллой от финального аккорда матюгов. Пусть девушка с запахом сандала не понимает по-русски, матерные интонации не спутать ни с чем. А уж как они контрастируют с нежными признаниями последнего часа — не передать.
— Что-то случилось?
— Практически ничего, если не считать бойни в сопредельных странах, — я кратко пересказываю генеральскую политинформацию.
— И что ты намерен предпринять?
— Всё, что могу. То есть ничего. Впрочем, есть одна вещь, что нам по силам — использовать по полной оставшиеся дни и часы.
Романтическое настроение даже Степаныч не в состоянии испортить. Что там Служба Внешней Разведки России рядом с древнейшим, всепобеждающим инстинктом? И сравнивать глупо.
Глава десятая,
роковая
И у нас, ребята, будут наши победы.
Главное, чтобы они были не с оружием в руках.
Да, в приличном обществе во время еды не разговаривают.
Если ешь ты. Но когда едят тебя, высказываться можно. И нужно.
«Блэк Хок» несёт нас над Пакистаном.
Если когда-то кто-то невзначай обмолвился, что незаконно нарушать воздушное пространство суверенного государства, то плакать поздно: в течение прошедших суток пакистанскую границу нарушили полсотни ракет «земля-земля».
Под брюхом вертолёта проплывают горы Спингар. Здесь, к югу от Пешавара, находится Зона племён. До государственного переворота местные пуштуны практически не подчинялись центральному правительству. Сейчас они с тем же успехом игнорируют новый Исламский меджлис Карачи. И, по данным спутниковой разведки, сюда уехали колесницы с баллистическими ракетами. То есть какая-то часть ядерного оружия попала в руки диких племенных вождей. Полный восторг!
Надо надеяться, наш обстрел уничтожил или, по крайней мере, сильно повредил пусковые установки в районе Исламабада. Туда заброшено тысяч пять морпехов, они разбираются что к чему. Мы с Камаллой попали на экскурсию в Зону племён, пребывая в том же условном статусе офицеров связи. В теории, мы должны проследить и убедиться, что найденные ядерные боеголовки благополучно вывезены из страны, часть радиоактивной добычи причитается Федерации для нужд энергетики… Но мне совершенно эта затея не нравится, невзирая на гарантии безопасности. Машины несутся выше зоны поражения ПЗРК, а крупнее у местных чингачгуков ничего не может быть, зона высадки прикрыта беспилотниками, морпехи благоухают крепким мужским потом и непоколебимой самоуверенностью. О чём беспокоиться?
Мой мандраж передаётся Камалле. Она вцепилась ручонками в привязные ремни. На земле пилот предупредил: сиденья рассчитаны сберечь наши задницы при ударе с ускорением в сорок семь «жэ». Не вставать, не отстёгиваться, даже если вертолёт начнёт падать. Сержант поглядывает на Камаллу с покровительственной ухмылкой. Мол, не бойся, бэби, и что за мужик у тебя такой нервный, не может успокоить свою дамочку… Я дёргаюсь от того, что ей вообще тут не место!
Не говоря о том, что доморощенный шахид имеет полную возможность при нашем приближении подорвать ядерную боеголовку. Но всё происходит гораздо прозаичнее.
Взрыв встряхивает вертолёт настолько резко, что привязные ремни впиваются до боли. Прямо по курсу, между голов пилотов, я вижу вспышки и белые шапки вокруг них. Даже не верится. В век ракет и умной электроники нас обстреливает зенитная артиллерия! Ей до лампочки тепловые ловушки, стелс-технологии и радиопомехи.
Резкий запах горелой электропроводки сильнее, чем потный аромат морпехов. В нас попали! «Чёрный Ястреб» клонится вправо, укладываясь чуть ли не на бок, и меня пронзает страшная мысль — пилотов убили, вертолёт неуправляем… Нет, всего лишь противозенитный манёвр. Машина круто пикирует. Само собой, снаряды выставлены на некоторую высоту подрыва, требуются секунды, чтобы изменить настройку, нам их хватит, чтобы уйти…
Кабину заполняет резкий сигнал тревоги.
— Ракета! — охает кто-то из морпехов.
Конечно, если скатиться ниже полутора тысяч, здесь нас в состоянии достать обычный «Стингер». Я не один такой умный на борту, «Ястреб» разворачивается, рыскает на обратном курсе, потом неожиданно сваливает в сторону. Кажется, что огненная полоса едва не чиркнула по иллюминатору, я её толком даже не разглядел. Страх и воображение дополняют увиденное.
Передышка не более пяти секунд, снова ревёт сигнал, он какой-то другой, полифонический. Две ракеты, подсказывает тот же американец…
Перегрузка вдавливает в кресло. На выходе из виража, или как там зовутся вертолётные кульбиты, стискиваю пальцами колено Камаллы. Или успокою, или подержусь напоследок.
Ба-а-ба-х!
По вертолёту словно врезала исполинская бейсбольная бита. В кабине дым, его сразу вытягивает через разбитое стекло. Мы не снижаемся — падаем. Пилот, видимо, пытается выровнять у земли, смягчить удар, но тщетно. Приложило страшно…
Перед глазами муть, через неё проступает лицо Камаллы. Она трясёт меня и лупит по щёкам. Значит — сама цела, и это радует.