Овцы смотрят вверх
Шрифт:
– Пег, милая, с тобой все в порядке? – спросила Зена.
– О да, все нормально, – ответила Пег, не вполне понимая, что ее качает.
– Только не перерабатывай, слышишь? Отдыхай как можно больше.
– Конечно, – пробормотала Пег и, взяв мотыгу, начала орудовать ею так, как ей показали: выкапывала ямку рядом с больным кустом картофеля, клала туда порцию компоста, присыпала землей. Потом они польют все это, и удобрение впитается в почву.
Но не успела она закончить с первой ямкой, как вдруг услышала удивленно-испуганный крик Зены. Преодолевая тошноту, Пег обернулась и увидела, что та держит в руке нечто тонкое и извивающееся.
– Смотри,
Пег подошла, но смогла сказать только:
– Странный цвет у твоего червяка. Разве они обычно не розовые?
Этот червь был багрово-синий, словно накачанный венозной кровью.
– Обычно – да, розовые, – пробормотала Зена. – Но я подумала, что, может, он наглотался того же яда, что и картофель. Или же это…
Одной рукой Зена ткнула лезвием мотыги под ближайший картофельный куст и обнажила корни.
– А вот нам и ответ, – сказала она мрачно.
Клубни, которые к этому времени должны были вырасти до солидных размеров, оказались совсем крохотными, один-два дюйма в диаметре, да еще в сквозных отверстиях. При этом каждое отверстие окружала зона черной гнили.
– Неужели все поле поражено этой заразой?
Зена медленно повернулась, оглядывая площадь, которую прошлой осенью они решили отдать под картофель.
– Мы ведь думали, что растения болеют, ну, скажем, от дождей или там что-то не так с землей. Как это бывало обычно!
Да, именно так все и бывало!
И вдруг, глядя на извивающееся в руке Зены существо, Пег почувствовала, что ее пробила догадка.
– Зена! – воскликнула она. – Те черви были другого цвета.
– Что?
– Черви, которых привезла Фелиция. Я подумала, что, может, это она…
Пег мотнула головой и продолжила:
– Но в магазине мы их внимательно рассмотрели, и они были розовые.
– Они от завода «Плодородие», – сказала Зена. – А мы там и раньше покупали всякую живность. Наши пчелы, например, тоже оттуда.
На территории коммуны стояла дюжина ульев.
– Да… – покачала головой Зена. – Вряд ли у нас найдется достаточно чесночного сока, чтобы обработать такую площадь. Придется, видимо, звонить в совет по сельскому хозяйству штата и искать, что можно сажать между корней, чтобы отвлечь этих зверей от нашего картофеля. Пошли домой! Здесь – никаких перспектив.
– Зена! – неожиданно сказала Пег.
– Что?
– Мне кажется, я уезжаю.
Как объяснить Зене смысл того, что произошло с ней несколько минут назад, того, что открылось ей в момент просветления? Пег видела себя пассажиром в потоке времени. Ей необходимо было провести эти несколько недель в коммуне; здесь она нашла защиту от внешнего мира, а гармония и покой, которыми она наслаждалась в этой простой обстановке, среди этих милых и нетребовательных людей, излечили и успокоили ее. Но там, в Большом Мире, происходило нечто ужасное. Происходило то, что и привело ее в коммуну. Происходило то, что не назвать иначе, чем смерть и разрушение. Это как яд в дожде, что убивает твои посевы.
– Я ждала этого, – сказала Зена. – Наша жизнь не для тебя. Твоя стихия – борьба, конкуренция, а у нас этого нет.
– Нет, не вполне!
Пег, облокотившись на мотыгу, подыскивала верные слова.
– Мне нужно… – сказала она, – мне нужно дело делать. Я хочу хоть как-то изменить то, что происходит в мире. А просто пассивно готовиться к выживанию в условиях катастрофы – это не мое.
– Поэтому ты и стала репортером, так?
– Наверное!
Пег задумалась. Живя здесь, она сделалась более свободной в выражении своих чувств – и словами, и всем своим телом. Община изготавливала собственные вина – на основе трав, по традиционным европейским рецептам, – и продавала их не только туристам, но и по почте. За некоторое время до того, как Пег свалилась с энтеритом, в коммуне была вечеринка по поводу особо удачной партии вина. Она танцевала несколько часов подряд и чувствовала себя превосходно, и ни один из мужчин коммуны не выказывал намерения залезть к ней в постель, а залез этот нелепый Хью, которого пока и мужчиной считать нельзя, и, наверное, именно поэтому Пег размышляла – а не повторить ли с ним этот опыт и не порадоваться ли вновь жизни? А то все последнее время она чувствовала себя банковским сейфом за пуленепробиваемой дверью.
В это время подошел Рик. Они показали ему извивающегося червя, и он с видом знатока взял его и пообещал сравнить с изображениями в библиотечных журналах.
Пег и ему сказала, что уезжает.
– Назад, работать в газете? – спросил он, не отводя взгляда от червя.
– Не знаю, может быть.
– Понятно. Навещай нас, хорошо?
Уложив червя в платок, Рик отправился к книгам, но перед тем, как скрыться в доме, крикнул:
– И постарайся узнать, кто отравил моего папу.
Это было как ушат холодной воды. Пег, словно замороженная, несколько мгновений стояла неподвижно, после чего произнесла:
– Я не говорила ему, что Децимус был отравлен.
– Я знаю.
– Хотя…
Она сглотнула.
– Хотя я более чем уверена, что это так.
– Я тоже, – кивнула Зена. – Мы все тут так думаем.
Все вдруг одновременно навалилось на Пег – и смерть Децимуса, и ее болезнь, и отсутствие солнечного света, и дожди, которые не питают растения, а убивают их. Она заплакала и спрятала лицо в ладони. При этом личность ее как бы раздвоилась, и одна из частей с изумлением смотрела на другую, говоря себе: неужели Пег Манкиевич плачет? Этого не может быть.
Но это как раз и был катарсис, во время которого пришло очищение.
– Не знаю, как все это вынести, – сказала Пег через несколько мгновений, чувствуя на своем плече руку Зены. Смахнув слезы с лица, она посмотрела на умирающий картофель. Этот сорт был отобран путем тщательной селекции; предполагалось, что он будет подкармливаться искусственными удобрениями, обрабатываться инсектицидами, а листья его будут покрыты пластиковой пленкой во избежание избыточного испарения воды. И черт с ним, со вкусом! Главное – вес и внешний вид! Мы полагались на ресурсы природы, но природа нас обманула. Или – мы обманули природу, расхитив ее ресурсы!
– Какое будущее нас ждет, Зена? Несколько тысяч счастливчиков заселят подземные пещеры с кондиционированным воздухом и станут питаться продуктами, полученными на гидропонных фермах? А остальные останутся на отравленной поверхности и будут жить, словно дикие бушмены, глядя, как на их глазах умирают их больные немощные дети?
Пег почувствовала, как вздрогнула Зена. Самая младшая из ее приемных дочерей страдала аллергией и почти все время хрипела, кашляла и задыхалась.
– Мы заставим их услышать нас! – заявила Пег. – Разве не в этом смысл книг, написанных Остином? Нельзя обвинять тех, кто не слышит предупреждений. Виновны те, кто слышит, но не обращает внимания. У меня мало способностей, но одна развита хорошо: я умею складывать слова. Остин исчез, Децимус мертв, но кто-то должен продолжать. Кто-то должен кричать на всех углах, что с нами произойдет. Если мы не возьмемся за ум.