Овернский клирик
Шрифт:
Рядом хрустнула ветка. Я резко обернулся, рука дернулась к поясу, где когда-то – очень давно – был пристегнут меч. И тут же я еле сдержался, чтобы не согрешить, высказавшись на родном овернском наречии.
– Отец Гильом! Что случилось?
Анжела стояла под высоким деревом, держа в руках шапку, наполненную орехами. Плащ, снятый с чучела, смотрелся на ней весьма нелепо. В таком наряде, да еще с остриженной головой, жонглерка куда более напоминала мальчишку, чем прежде, в монашеской ризе. Худой нескладный мальчишка с испуганными глазами…
–
– Орехи… – девушка поглядела вверх, на дерево, возле которого стояла. Это действительно был орех, причем гигантский.
– Орехи, – повторил я. – Один юный следопыт тоже пошел за орехами и встретил демона.
– Демона?
– Да, дочь моя. Худой такой демон в краденом плаще и с очень симпатичной рожицей, которому я с удовольствием надрал бы уши.
Анжела покраснела до кончиков только что упомянутых ушей.
– Я… Я сейчас уйду! Я незаметно…
– Стой здесь! – теперь уже было не до шуток. – Наш ночной гость, кажется, решил проведать Артигат. Дошло?
– Но… Этот…
Кажется, дошло. Я кивнул ей, показывая, что лучше спрятаться за дерево, и, уже не оглядываясь, пошел дальше. Лес казался пустым, даже птицы умолкли, лишь сзади доносились голоса перепуганных обитателей Артигата. Еще шаг, еще… Внезапно я замер – сзади послышался легкий шорох. Кажется, охотник подобрался к дичи. Правда, трудно определить, кто из нас кто.
Я медленно обернулся. Сердце екнуло – мой косматый знакомый был рядом. При свете дня он действительно походил на медведя – громадный зверь, покрытый черной шерстью с рыжеватыми подпалинами. Только голова была не медвежья, не по-звериному смотрели большие круглые глаза, да и не на каждом медведе можно увидеть богатый, расшитый золотом пояс с фигурной пряжкой в форме Феникса!
С минуту мы смотрели друг на друга, не двигаясь. Нелюдь был в двух шагах, и ему ничего не стоило достать меня громадной лапой с кривыми черными когтями. Но он не двигался, и в темных глазах читалось такое знакомое мне чувство. Знакомое – потому что я испытывал то же самое – страх. Мы оба боялись. Я – удара когтистой лапы, он…
– Ну что? – звук собственного голоса немного подбодрил. – Со свиданьицем?
В ответ послышалось негромкое ворчанье. Чудище покрутило страшной ушастой головой и внезапно начало медленно отступать. Я усмехнулся и положил руку на грудь, где висел отцовский крест. И тут случилось неожиданное – нелюдь зарычал, отступил на шаг, и в его лапе – или руке? – оказался странный предмет. Две небольшие ровные ветки, грубо сплетенные обрывком веревки. Оружие? Но чудище не нападало. Оно отступало, держа это странное изделие перед собой, словно щит. Амулет? Но эти две нелепые палки похожи… Я почувствовал, что ноги начинают прирастать к земле.
Крест! Оборотень защищался от меня крестом!
– Давай разберемся! – Я отошел немного назад, чувствуя, что начинаю сходить с ума. – Я – брат-бенедиктинец, я – верный сын Церкви…
Нелюдь наклонил голову, вслушиваясь в мою речь, и внезапно рыкнул. Лапа с крестом метнулась в мою сторону, затем чудище ударило себя по груди и указало на меня. Странный, нелепый жест – мохнатая лапа прикоснулась ко лбу, затем к левому плечу…
– Ты это брось!
До сих пор никто еще не защищался от меня крестным знамением. Стало не по себе. Я принимаю его за оборотня, а он меня…
Лапа протянулась ко мне. Я наконец понял – чудище указывало на мою грудь.
– Крест, – кивнул я. – А чего ты ждал?
Ушастая голова качнулась из стороны в сторону – чудище понимало. Понимало – и хотело что-то объяснить.
– Вот что, – устало проговорил я. – Уходи отсюда, ладно? Людей напугал, меня в соблазн вводишь… Уходи, а?
Рычание – на этот раз злое и обиженное. Лапа вновь указала на меня, темные глаза недобро сверкнули. Легкий шорох, хруст потревоженных веток – и нелюдь сгинул. Я осмотрелся – вокруг было пусто, только на траве лежали две ветки, сплетенные веревкой.
…На полпути назад я встретил целое войско, ведомое отцом Жеаком. Рядом с бородатым священником шагал хмурый Пьер, держа в руках громадную дубину, наверняка только что выломанную на опушке. Ансельм держался чуть сзади, на его лице играла брезгливая, немного снисходительная улыбка. Мое появление вызвало радостный вопль. Храбрые жители Артигата горели желанием разделаться с супостатом и долго не могли поверить, что опасность миновала. Наконец отец Жеак прочитал благодарственную молитву, и крестьяне начали расходиться. Мы трое, не торопясь, пошли следом, составляя арьергард.
– Зачем без меня ходить? – возмущался нормандец. – Я молитву вспомнить! Я икону брать… брал… взял…
Я покосился на дубину, которая оказалась чуть ли не вдвое больше его «посоха», но смолчал.
– Зря вы, – поддержал его Ансельм. – Я думал, вы просто решили поглядеть…
Отвечать не хотелось, рассказывать – тем более. Нелюдь защищается крестом… И еще одно никак не выходило из головы – Анжела с шапкой, наполненной орехами. Что ей здесь делать? Снова совпадение?
Волнение улеглось неожиданно быстро. Крестьяне разошлись по своим делам, никто даже не поблагодарил, кроме отца Жеака, пригласившего меня на вечернюю службу. Я вежливо отказался – настроение было явно неподходящее. Кроме того, многое еще предстояло сделать.
После обеда я направил Пьера к Арману де Пуаньяку, чтобы попросить молодого вдовца задержаться дома. Пора было поговорить с мужем Жанны де Гарр. У меня появились вопросы – много вопросов.
Ансельм попытался расспросить меня о встрече с демоном, но я не стал откровенничать. Итальянец покачал головой:
– Странный демон… Интересно, к кому он приходил?
– Что? – поразился я.
– Иначе не выходит. – Ансельм пожал плечами. – Если он и вправду послан на погибель Артигата, то не прятался бы в лесу. А то, что он пришел днем, говорит…