Ожерелье королевы
Шрифт:
– Принц, я скажу вам это, как только у вас появится такая возможность.
– Уговорились. В первый же день я жду вас.
– Благодарю. А теперь давайте поужинаем.
Кардинал взял руку Жанны и пожал – именно такого пожатия Жанна ждала несколько дней назад. Но то время уже прошло.
Жанна отняла руку.
– В чем дело, графиня?
– Ваше высокопреосвященство, я сказала: поужинаем.
– Но я не голоден.
– Тогда поговорим.
– Но мне больше нечего сказать.
– В таком случае расстанемся.
– И
– Монсеньор, чтобы по-настоящему быть полезными друг другу, будем оставаться сами собой.
– Вы правы, графиня. Простите, я и на этот раз ошибся в отношении вас. Но клянусь вам, это уже в последний.
Кардинал взял руку Жанны и поцеловал с такой почтительностью, что не увидел насмешливой, дьявольской улыбки, какая появилась на губах графини, когда он объявил, что в последний раз заблуждается на ее счет.
Жанна поднялась и проводила принца до самой передней. Там он остановился и полушепотом спросил:
– И что же дальше, графиня?
– Никаких сложностей не будет.
– Что делать мне?
– Ничего. Ждите от меня вестей.
– Вы едете?
– Да, в Версаль.
– Когда?
– Завтра.
– И я получу ответ?
– Немедленно.
– В таком случае, моя покровительница, я совершенно полагаюсь на вас.
– Да, позвольте мне действовать.
После этого она возвратилась наверх, легла в постель и, рассеянно глядя на мраморного Эндимиона, ожидающего Диану, прошептала:
– Да, свобода многого стоит.
25. Жанна-протеже
Став обладательницей столь важной тайны, исполнясь надежд на блистательное будущее, имея две столь могучие опоры, Жанна чувствовала себя способной перевернуть весь мир. Она дала себе две недели сроку, чтобы затем в свое удовольствие полакомиться сочной гроздью, которую судьба подвесила у нее над головой.
Явиться при дворе не как просительница, не бедной попрошайкой, которую выставила г-жа де Буленвилье, но как наследница Валуа, обладательница ренты в сто тысяч ливров, супруга герцога и пэра, слыть любимицей королевы и управлять в эту эпоху интриг и невзгод государством, правя через Марию Антуанетту королем, – вот вкратце та блистательная картина, которая разворачивалась в пылком воображении графини де Ламотт.
Едва наступил день, она помчалась в Версаль. Письма о том, что ей дается аудиенция, у нее не было, но Жанна так верила в свою удачу, что ни секунды не сомневалась: этикет отступит перед ее желанием.
И она оказалась права.
Вся дворцовая прислуга, думающая только о том, как бы угадать склонности хозяев, уже заметила, сколь приятно было Марии Антуанетте общество красавицы графини.
Этого оказалось вполне достаточно, чтобы смышленый придверник, весьма озабоченный своим продвижением, встал в галерее, по которой королева шла из церкви, и как бы невзначай обратился к одному из дежурных камер-юнкеров.
– Сударь, как быть с графиней де Ламотт-Валуа, у которой нет приглашения на аудиенцию?
Королева беседовала вполголоса с г-жой де Ламбаль. Фамилия Жанны, произнесенная слугой, привлекла ее внимание.
Она обернулась:
– Кто-то, кажется, сказал, что здесь графиня де Ламотт-Валуа? – осведомилась королева.
– Да, ваше величество, – ответил камер-юнкер.
– Кто это сказал?
– Вот этот придверник, ваше величество.
Придверник поклонился.
– Я приму госпожу де Ламотт-Валуа, – объявила королева, продолжая свой путь, но тут же снова обернулась. – Проводите ее в ванную комнату.
И Мария Антуанетта пошла дальше.
Когда придверник кратко рассказал Жанне, как он все устроил, та тотчас же полезла за кошельком, но придверник с улыбкой остановил ее:
– Прошу вас, ваше сиятельство, соблаговолите приберечь вашу благодарность: вскоре вы сможете отплатить мне гораздо большим.
Жанна опустила кошелек в карман.
– Вы правы, друг мой, благодарю вас.
«Почему бы, – подумала она, – мне не оказать покровительство придвернику, который только что оказал покровительство мне? Ведь то же самое я делаю для кардинала».
Вскоре Жанну провели к королеве. Вид у Марии Антуанетты был серьезный и даже несколько недовольный, быть может, оттого что она выказала слишком большую благосклонность, приняв нежданно явившуюся графиню.
«Королева воображает, – подумала подруга г-на де Рогана, – что я опять явилась как просительница. Не успею я произнести и двух фраз, как она либо повеселеет, либо велит выставить меня за дверь».
– Сударыня, – сказала королева, – я еще не нашла случая поговорить с королем.
– О, ваше величество были и без того безмерно добры ко мне, и я больше ничего не жду. Я пришла…
– Так с чем же вы пришли? – осведомилась Мария Антуанетта, привычная улавливать переход от одной мысли к другой. – Вы не испросили аудиенции. Быть может, какая-нибудь срочность… для вас?
– Срочность – да, ваше величество, но не для меня.
– В таком случае для меня. Хорошо, графиня, говорите.
И королева провела Жанну в ванную комнату, где уже дожидались служанки. Графиня, видя вокруг королевы столько народу, не начинала разговора.
Сев в ванну, королева отослала служанок.
– Ваше величество, – начала Жанна, – вы видите, я весьма смущена.
– Почему же? Я ведь вам уже сказала.
– Ваше величество знает – мне кажется, я рассказывала об этом, – скольким я обязана великодушию его высокопреосвященства кардинала де Рогана.
Королева нахмурила брови.
– Нет, не знаю, – ответила она.
– Мне казалось…
– Неважно. Продолжайте.
– Его высокопреосвященство оказал мне честь позавчера посетить меня.
Вот как?
– По делам благотворительного общества, в котором я председательствую.