Ожерелье королевы
Шрифт:
Жанна ничуть не препятствовала ему в этом.
– Друг мой, – спросил кардинал, заключив Жанну в объятия, – а что собирается делать королева с долгом, в который вы заставили ее поверить?
– Вы интересуетесь этим, потому что предполагается, будто у королевы нет денег?
– Ну, разумеется.
– Она собирается выплачивать его вам, как выплачивала бы Бемеру, с той лишь разницей, что если бы она купила ожерелье у Бемера, об этом узнал бы весь Париж; после ее знаменитых слов насчет военного корабля такая покупка совершенно невозможна; король недовольно поморщится,
– Платит? Но как?
– Королева, монсеньор, из тех женщин, которые все понимают, и к тому же она знает, что вы в долгах. При этом она горда, она – не любовница, которая принимает подарки. Когда я сказала ей, что вы уже уплатили двести пятьдесят тысяч ливров задатку…
– Вы ей это сказали?
– А почему бы не сказать?
– Но это могло вынудить ее тут же отказаться.
– Нет, это заставило ее найти средства и согласиться. Ничего даром – вот девиз королевы.
– Боже мой!
Жанна с безмятежным видом полезла в карман и извлекла бумажник ее величества.
– Что это? – поинтересовался г-н де Роган.
– Бумажник, в котором двести пятьдесят тысяч ливров в ассигнациях.
– Ах, вот как!
– Королева с сердечной благодарностью посылает их вам.
– О!
– Все точно. Я пересчитала.
– Да нет, я не об этом.
– А что вы так смотрите?
– Смотрю на бумажник. Что-то я не припоминаю у вас такого.
– Он вам нравится. А ведь он отнюдь не роскошен и не очень красив.
– Да, нравится, сам не знаю почему.
– У вас хороший вкус.
– Вы решили поиздеваться надо мной? С чего это вы заговорили про мой хороший вкус?
– Потому что вы совпадаете во вкусах с королевой.
– Значит, это бумажник…
– Королевы.
– Она вам его отдала?
– Разумеется.
Г-н де Роган вздохнул:
– Понятно.
– Впрочем, если это вам доставит радость… – промолвила Жанна с улыбкой, способной погубить святого.
– Можете в этом не сомневаться, графиня, но я не хочу отнимать его у вас.
– Возьмите бумажник.
– Графиня, – не в силах сдержать радость, воскликнул кардинал, – вы самый драгоценный, самый душевный друг, самый…
– Да, да, конечно.
– И я это буду помнить…
– По гроб жизни. Так принято говорить. Ах, ваше высокопреосвященство, у меня есть одно-единственное достоинство.
– Какое?
– Я занимаюсь вашими делами с удовольствием и превеликим рвением.
– Ну, а если бы вы, друг мой, не получали от этого удовольствия, то я немножко порадовал бы вас, поскольку, пока вы были в Версале, немножко для вас потрудился.
Жанна удивленно взглянула на кардинала.
– Сущая безделица, – бросил он. – Ко мне пришел мой банкир и предложил мне акции какого-то предприятия то ли по осушению, то ли по использованию болот, я не очень понял.
– Ну, и…
– Дело выгодное, и я согласился.
– И правильно сделали.
– Сейчас вы убедитесь, что я первым делом всегда думаю о вас.
– Вторым, монсеньор, большего я не заслуживаю.
– Итак?
– Мой банкир предложил мне две сотни акций, и четверть из них я взял на вашу долю.
– О, монсеньор!
– Позвольте, я продолжу. Два часа спустя он вернулся. Продажа этих акций в тот же день привела к повышению их курса на сто процентов и принесла мне сто тысяч ливров.
– Превосходная спекуляция.
– И вот, дорогая графиня, то есть, я хотел сказать, дорогой друг, ваша доля.
Кардинал отсчитал двадцать пять тысяч из присланных королевой двухсот пятидесяти и вручил их Жанне.
– Прекрасно, ваше высокопреосвященство, услуга за услугу. Но больше всего мне льстит, что вы подумали обо мне.
– И так будет всегда, – заверил кардинал, целуя Жанне руку.
– Я в долгу не останусь, – ответила Жанна. – Итак, монсеньор, до скорой встречи… в Версале.
И Жанна удалилась, отдав предварительно кардиналу листок, где королева записала сроки платежей, и первый из них – через месяц – составлял сумму в пятьсот тысяч ливров.
27. Мы снова встречаемся с доктором Луи
Возможно, наши читатели, помнящие, в каком тяжелом положении мы оставили г-на де Шарни, будут признательны нам, если мы проведем их в переднюю малых покоев королевы в Версале, куда отважный моряк, который никогда не пугался ни стихий, ни людей, бежал, боясь выказать слабость перед тремя женщинами – королевой, Андреа и г-жой де Ламотт.
Однако, дойдя до середины передней, г-н де Шарни почувствовал, что более не способен сделать ни шагу. Он пошатнулся, вытянул руки. Слуги заметили, что молодой человек лишился сил, и бросились к нему на помощь.
Молодой офицер потерял сознание и, когда через несколько секунд пришел в себя, то не сомневался, что королева видела это; вероятно, встревоженная, поддавшись первому движению души, она выбежала бы к нему, если бы ее не остановила Андреа, действовавшая скорее под влиянием жгучей ревности, нежели руководствовавшаяся желанием соблюсти приличия. Впрочем, каковы бы ни были чувства, побудившие Андреа высказать свое мнение королеве, она поступила правильно, потому что едва ее величество возвратилась к себе в кабинет и двери за нею закрылись, как тут же сквозь них донесся возглас:
– Его величество король!
Да, действительно, король шел из своих покоев на террасу; перед государственным советом он решил взглянуть на охотничьи экипажи, которые несколько дней назад нашел в довольно запущенном состоянии.
Войдя в сопровождении нескольких офицеров свиты в переднюю, король остановился, увидев человека, привалившегося к подоконнику; поза его встревожила двух гвардейцев, которые бросились к нему с помощью, поскольку не привыкли к тому, чтобы офицеры ни с того ни с сего лишались чувств.