Ожерелье королевы
Шрифт:
Они поддерживали г-на де Шарни, наперебой повторяя:
– Сударь! Сударь! Что с вами?
Но молодой человек лишился голоса и был не в силах ответить им. Король, поняв по его молчанию, что дело серьезное, ускорил шаг.
– Кто-то потерял сознание, – заметил он.
Услышав голос короля, гвардейцы обернулись и отпустили г-на де Шарни, и тот из последних сил постарался не упасть, а опуститься на пол.
– Что вы делаете, господа! – воскликнул король.
Г-на де Шарни, окончательно лишившегося чувств, осторожно подняли
– Да это же господин де Шарни! – объявил король, узнавший молодого офицера.
– Господин де Шарни? – раздались голоса.
– Да, племянник господина де Сюфрена.
Слова эти произвели магическое воздействие. На г-на де Шарни было вылито содержимое чуть ли не десятка флакончиков с нюхательной солью, словно он оказался в окружении дам. Был призван врач, который тут же приступил к осмотру больного.
Король, проявлявший интерес к любой науке и сочувствовавший любому страданию, решил не уходить и присутствовать при осмотре. Врач первым делом расстегнул у молодого человека камзол и сорочку, чтобы воздух охладил грудь, и тут ему открылось то, что он вовсе не ожидал видеть.
– О, рана! – произнес король с удвоенным интересом и подошел поближе, чтобы лучше рассмотреть ее.
– Да, – пробормотал г-н де Шарни, пытаясь подняться и обводя затуманенным взглядом собравшихся около него, – старая рана… открылась… пустяки.
При этом он незаметно сжал врачу руку.
Врач все понял, во всяком случае, не мог не понять.
Это был не придворный врач, а простой хирург из Версаля. Он решил придать себе значительности.
– Старая… Вы, верно, шутить изволите, сударь. Края слишком свежие, кровь слишком красная. Этой ране не больше суток.
Возражение словно возвратило силы Шарни, он вскочил на ноги и объявил:
– Я, сударь, не просил вас рассказывать мне, когда я получил эту рану, а только сказал, и еще раз повторяю, что она старая.
И тут только молодой человек заметил и узнал короля. Он застегнул камзол, словно устыдясь, что монарх стал свидетелем его немощности.
– Король! – воскликнул он.
– Да, господин де Шарни, это я, и я благословляю небо, что оказался здесь и могу принести вам некоторое облегчение.
– Пустячная царапина, государь, – пробормотал Шарни. – Старая рана, только и всего.
– Старая или новая, – промолвил король, – но она дала мне возможность увидеть вашу кровь, бесценную кровь отважного дворянина.
– Которому достаточно полежать часа два в постели, чтобы все прошло, – прибавил Шарни и попытался встать, но силы его были на исходе. В голове у него все поплыло, ноги стали как ватные; он сумел лишь приподняться и вновь упал в кресло.
– А ведь ему совсем худо, – заметил король.
– Да, – подтвердил с лукавым и дипломатическим видом врач, учуявший возможность выдвинуться, – но тем не менее его можно спасти.
Король был порядочный человек; он догадался, что Шарни что-то скрывает. Чужая тайна была свята для него. Другой вырвал бы ее у врача, который и без того готов был ее выдать, но Людовик XVI предпочел оставить тайну тому, кому она принадлежит.
Я не хочу, чтобы господин де Шарни подвергался опасности, возвращаясь к себе, – заявил король. – Пусть о нем позаботятся в Версале. Надо сообщить о ране господину де Сюфрену, дяде господина де Шарни, поблагодарить этого господина за его заботы, – король указал на угодливого врача, – и найти моего хирурга доктора Луи; он, полагаю, у себя.
Один офицер помчался исполнять приказы короля.
Двое других подхватили г-на де Шарни и перенесли его в конец галереи, в комнату одного из офицеров гвардии.
Длилось все это гораздо меньше, чем беседа королевы с г-ном де Кроном. Послали к г-ну де Сюфрену, на замену сверхштатному лекарю был вызван доктор Луи.
Мы уже знакомы с этим почтенным, мудрым и скромным человеком, обладающим не столько блистательным, сколько практическим умом, беззаветным тружеником на безграничном поле науки, где равно почетно и посеять зерно, и собирать урожай. Из-за спины хирурга, склонившегося над раненым, выглядывал г-н байи де Сюфрен, которого только что известил нарочный.
Прославленный мореплаватель не мог взять в толк, отчего случился этот обморок, эта внезапная дурнота.
Взяв руку де Шарни и взглянув в его затуманенные глаза, он пробормотал:
– Странно, крайне странно! Знаете, доктор, мой племянник никогда в жизни не болел.
– Это ничего не значит, господин байи, – ответил врач.
– Видно, воздух в Версале слишком тяжел, потому что, говорю вам, десять лет я видел Оливье в море и он всегда был бодр и прям, как мачта.
– Он ранен, – сообщил один из офицеров.
– Как ранен? – воскликнул адмирал. – Да Оливье ни разу в жизни не был ранен!
– Прошу прощения, – заметил офицер, указывая на покрасневший батист сорочки, – но я полагаю…
Г-н де Сюфрен увидел кровь.
– Все это прекрасно, – с непринужденной грубоватостью вмешался доктор, только что кончивший считать пульс раненого, – но, может быть, не будем спорить о причинах его нездоровья? Ограничимся тем, что у нас есть больной, и постараемся вылечить его, если это возможно.
Байи предпочитал говорить сам, он не привык к тому, чтобы судовые лекари прерывали его.
– Доктор, это очень опасно? – спросил он с нескрываемым волнением.
– Примерно так же, как царапина на подбородке при бритье.
– Очень хорошо. Господа, поблагодарите короля. Я скоро приеду повидать тебя, Оливье.
Оливье чуть приподнял веки и пошевелил пальцами, как бы благодаря одновременно дядюшку, который покидал его, и доктора, который вынудил дядюшку уйти.
После этого, счастливый, что лежит в кровати и поручен заботам умного и мягкого человека, он притворился спящим. Доктор выпроводил из комнаты всех остальных.