Паблисити Эджэнт
Шрифт:
– А когда было иначе? Когда это я собирал слухи, о ком бы то ни было? Да и зачем мне знать про какого-то Саню Штименко, если я его даже не помню.
– Ты не помнишь Штименку.
– Сказал Сеня раздельно укоризненно.
– Дожил.
– А почему я должен его помнить?
– Мне вдруг сделалось неловко и обидно, а ещё мне надоел его допрос, и я заказал себе ещё двести пятьдесят.
– Разве не помнишь, как Штим с Тарелкиным тебя из ментовки вытаскивали?
– Ха! Кто меня только оттуда не вытаскивал.
– Чёрт, я даже не помню, сколько раз туда попадал.
– Хе-хе, а ведь действительно, тех, кто
– Ну да, я как-то этого не учёл, ты же у нас знатный "тестомес" был и почему-то от ментов никогда не бегал.
– А смысл было бегать? После третьего привода за драку, они и так знали, что это я опять кому-то накидал.
– Логично.
– Мы выпили за доблестную и бескорыстную милицию. (Вы не поверите, но когда-то, на заре моего становления, она именно такой и была, а иначе сидеть мне было, не пересидеть)
– Может, всё-таки расскажешь, где ты пропадал эти два года?
– Решил нако-нец спросить я сочтя, что уже достаточно повеселил заграничного гостя.
– Ес-ли не секрет конечно.
– Не секрет, да я и не скрывал это когда уезжал, многие были в курсе. Года три назад я защитил одного индийского перца, его здесь в мошенничестве обвинили и легко могли пятёрочку впаять, хотя дело было пустяшное. Не ра-зобрались наши органы, не захотели. Вот он в виде благодарности и свёл меня, в очередной свой визит, со своим старшим партнёром, который и по-рекомендовал мою скромную персону одному из своих друзей, владельцу крупной, индийской адвокатской конторы. У них, в Индии, дела связанные с подделкой драгоценных камней считаются глухими, вытянуть клиента пой-манного на таком виде незаконной деятельности практически не возможно без должного количества бабла. Но в моём случае дело оказалось действи-тельно простым, договор о сделке между нашей конторой и индийской пе-реводил один полуграмотный деятель, ну и естественно всё там напутал, а я это доказал. Вуаля.
– Ты знаешь индийский?
– Я, нет, ну тогда не знал, тогда из иностранных языков я знал только англий-ский, и этого вполне хватило.
– Значит, ты теперь в Индии живешь, и на Гоа по уикендам зависаешь?
– А чего я там забыл с женой и детьми? В Индии полно мест, где можно не-плохо отдохнуть, к тому же нынешний Гоа совсем не тот, что был в семидесятых и восьмидесятых.
– А ты-то, откуда знаешь?
– Усмехнулся я.
– Так все говорят. Теперь цены заоблачные, индийского колорита никакого, да и наркоты развелось немеряно. Хотя..., кому, что нравится. Мне так вооб-ще отдыхать некогда, вкалываю как в забое, постоянно в разъездах, Иран, Пакистан, Сирия, Эмираты.
– Ого! Нехилый забой. Да ты оказывается большой человек.
– Да ну, брось ты, большим буду, когда партнёром стану, а до этого ещё, как до Пекина раком, если вообще когда-нибудь буду.
– Что так? Начальство не ценит?
– Ценит, как это им меня не ценить, и платят очень даже прилично, но пони-маешь, там дела ведутся несколько по-другому. Где бы и кем бы ты ни работал, если ты не состоишь в родственных отношения с босом, максимум на что можно рассчитывать, это младшее партнёрство. Лично я на это не рассчитываю. У меня мечта завести своё дело.
– Тогда за Индию.
– Нет, лучше за собственное дело.
– А чего это я буду пить за твоё собственное дело?
– Как хочешь, пей за Индию, пей за эту жаркую и влажную страну, где полго-да пекло и полгода дождь, и совсем нет снега.
– Как это нет снега, а Гималаи?
– Я про южную Индию.
– А. Я было уж, подумал, что в Индии вообще снег не выпадает.
Мы выпили, снова хорошенько закусили, потом выпили ещё и тут Сеня задал вопрос, который меня немного насторожил.
– В твоём поле зрения не мелькал в последнее время человек по имени Зе-раб Вавель. (Не этот вопрос, следующий)
– Нет.
– Удивился я, в моём поле с иностранцами как-то было совсем не густо, если не считать двух поляков, Зденека и Франтишека, но они не совсем как бы и иностранцы, уже.
– Он ещё может представляться как Эррат Йяр Мегран.
– Он француз?
– "ЭРРАТ, чёрт возьми!" Пронеслось у меня в голове. "Тот, кто пытался повидаться со мной в больнице?"
– Да, только сирийского происхождения.
– Говорят, заходил один такой, как раз Эрратом назвался, я тогда в больничке лежал, вот его и не пустили. Сосед по палате говорил, что он нервничал очень и весь зелёный был. Может тот?
– Сеня пожал плечами.
– Может, а чего ты в больнице-то валялся? Печень?
– Кивнул он на коньячок.
– Сам ты печень.
– Немного обиделся я.
– Производственная травма.
– Так ты чего, из рекламки снова к Любимову вернулся? Помнится, когда ты у него в частном сыске работал, постоянно такие производственные травмы получал. То ножичком тебя пырнут, то кастетом по головке приложат, а то и стрельнут.
– Ещё чего. Да и сидит твой Любимов. Уже два года как сидит, и сидеть ему ещё лет десять. Как ты вообще мог такое подумать.
– Сеня нахмурился, по-хоже, припомнил кое-что из криминальной деятельности своего приятеля, частного сыскаря и бывшего опера Феди Любимова.
– Так это ты его туда определил?
– Спросил он тихо.
– Я.
– Неужели поймал на чем?
– А ты думаешь, не на чем было?
– Не знаю.
– Ушёл от ответа Сеня.
– Зато я знаю, где, как и когда он Борьке Кочетову на тот свет путёвку выпи-сал.
– Нашли значит Борьку? - Спросил он после долгого молчания, во время ко-торого созерцал свой фужер.
– Нашли.
– Кивнул я.
Снова повисла неловкая пауза, в этот раз она была неловкая и для меня. Лю-бимов давно крутил с криминалом свои делишки, помогал отмывать деньги, угрожал, подкупал и Борька, один из агентов нашего частного сыскного бюро, абсолютно случайно стал у него на пути, за что и поплатился. Был к этому делу каким-то боком привязан начинающий адвокат Евграфов или нет, не знаю, но слухи ходили всякие, а я им не верю. Стараюсь не верить. Я, если честно, сам одно время Любимову в рот смотрел, как же, матёрый опер, почти легенда, в одиночку выстоявший против ополчившейся на него системы. И три года назад я ушёл от этой легенды, так как своей, совсем не пропитанной спиртом печенью, чувствовал, без этого, уважаемого мной человека, мастера своего дела, не обошлось. Тяжело это, подозревать того, кому веришь как себе. Уйти-то я ушёл, но о Борькиной смерти не забыл и, уже работая рекламным агентом, почти год продолжал раскручивать его дело, пока совсем не раскрутил. К полному своему разочарованию.