Паблисити Эджэнт
Шрифт:
Музыка гремела, народ орал, в углу херачили киями по бильярдным шарам, визжали девки, и где-то здесь меня ждал мой шеф, ярый поклонник Булата Окуджавы.
Ну и как тут не выпить?
Я пробился к стойке, поискал глазами бармена и, найдя его, попытался заказать сто пятьдесят коньяка и лимон, но долговязый жрец Бахуса смотрел куда угодно, только не на меня. Я свистел, щёлкал пальцами и даже махал руками, чуть не свалив с соседнего табурета мужика в навороченной косухе, и огромной, окладистой бородой. Похоже, я достал его своим неадекватным поведением, можно подумать бар был полон адекватов, и он, наклонившись ко мне, проорал:
–
– Причём зараза в самое ухо.
– Зачем?
– Иначе не нальёт!
– Я кивнул и выложил на стол тысячу. Бармен с ленцой двинулся в мою сторону и только теперь я заметил, что этот перец был в на-ушниках, просто за его патлами я их раньше не заметил. Он подошёл и кив-ком предложил мне заказывать, при этом незаметно сгрёб мои деньги. Я по-казал ему на свои уши, мол, чудак человек, ты же ничего не услышишь, на что долговязый указал себе на рот, типа, он по губам читает.
– Ну ладно.
– Усмехнулся я.
– Ща проверим.
– И нарочно косоротя, повторил свой заказ. Бармен тоже усмехнулся и налив мне коньяка, добавил туда при-личную порцию вишнёвого сиропа, спасибо, что не молока, а то у меня от него несварение.
– О! Низкий старт.
– Удивился мой сосед.
– А я и не знал, что Змей знает этот коктейль.
– А это коктейль?
– В свою очередь удивился я.
– А то, вещь, я скажу.
– Тогда угощаю.
– И придвинув ему бокал, сделал заказ снова, но уже не вы-пендриваясь.
После двух рюмок по сто и двух по пятьдесят музыка по мозгам уже так от-чаянно не шарахала, она чудесным образом отошла на задний план, и я, к своему удивлению вдруг понял, что тоже могу читать по губам. Я даже попытался с кем-то заговорить на эту тему, и вроде просил кого-то, что-то произнести и меня, конечно, послали в далёкие дали, без всякой конкретики. То есть я так и не понял, стоит ли мне обижаться, со всеми вытекающими, или нет, и что бы ни загружать разум столь сложной задачей, заказал сразу двести, за что удостоился уважительного взгляда бармена.
В общем, где-то, через час, а может быть два, когда я окончательно забыл, зачем я сюда пожаловал, меня вынесли из Кингстона вперёд ногами, и по-грузили в такси, а я радостно улыбался, предвкушая утренний похмельный террор.
Утро китайского пчеловода.
Вот представьте, что вас контузило, не дай Бог конечно, но вдруг! Голова ваша болит как три головы, да что там голова, всё у вас болит как три и при всём при этом, вас ещё выворачивает наизнанку (ВСЕГО). Я в прямом, а не в переносном смысле.
Представили? А теперь помножьте всё это на пять, и вы поймете, как мне было хреново. Но надо сказать затесался среди всех этих сплошных минусов, один мааааленький плюс, мне сегодня не приснился ни один кошмар, мне вообще ничего не приснилось. Я поворочал в голове эту мысль, связал её с алкогольным опьянением, прикинул, сколько мне потребуется дней, что бы допиться до белой горячки, и отбросил её на фиг. Даже кошмары, эти изма-тывающие ночные твари, не дающие ни минуты ночного отдыха, не стоили таких отчаянных мер. А что тогда делать? Интересно, а многие из вас боятся засыпать? Я конечно не боюсь, я понимаю, это всего лишь кошмары, и я как-то научился не погружаться в них полностью, не переживать так, как если бы я был их непосредственным участником, однако каждое новое утро мне сто-ит огромных усилий собрать себя в кучу и заставить шевелиться. Умываться, чистить зубы, исполнять положенный канон и-цзинь-цзин или комплекс се-верной традиции, одеваться, идти на работу.... РАБОТА! ШЕФ! ТВОЮ МАТЬ!!! Я рывком спрыгнул с постели и со стоном схватился за голову, за живот и за печень, или почку? Понятия не имею, чего там справа находится, но заболе-ло ужасно.
– Курррва мать ити.
– Проблема с шефом моментально отошла на второй, а то и на третий план. На полусогнутых я добежал до санузла и напугал унитаз. Потом, забравшись в ванную, открыл душ и встал под кипяток, даже не сняв плавок, меня колбасило так, что я практически не чувствовал горячей воды. Это что же я пил такое вчера? Неужели коня денатуратного подсунули?
– Уроды кингстоновские, бармен штопаный, если в ближайшие пятнадцать минут не сдохну, я из тебя, дятел ты длинный, узлов-то понавяжу!
– Бессвяз-но бормотал я угрозы, трясясь под горячими струями воды. Ну а теперь са-мое главное, вырубаем горячую и даём на полную холодную воду.
– МААА-АМААА!
– Лишь бы устоять.
Через полчаса, выжитый как лимон я приплёлся на кухню и, включив кофе-варку, уставился в окно. А ведь я ещё и машину где-то бросил, алкаш. Вздох-нул, грустно сам себе посочувствовал и тут глаза мои наткнулись на давешнего дворового заседателя, он сидел на качелях и смотрел на моё окно. Я вздрогнул. Я был просто уверен, что он меня видит, хотя из-за разности освещения на улице и дома это было невозможно. Он не просто смотрел на то окно, за которым я прятался, он конкретно смотрел мне в глаза, своими бесстыжими маленькими поросячьими глазками и взгляд был настолько не добр, что у меня даже затылок заломило. Прямо мистика какая-то. Я сглотнул, почувствовал резь в пересохшем горле, а на лбу и шее мгновенно выступила холодная и липкая испарина, и именно в этот момент за своей спиной я услышал странный звук, который ну ни как не мог раздаваться в моей квартире. Кто-то шёл по коридору, шлёпая босыми ступнями. Шёл нарочито медленно, как будто хотел, что бы я запомнил каждый его шаг и особенно тягостную тишину между этими неотвратимыми шагами и при этом интенсивно шуршал руками по старым обоям. Премерзкий звук.
А что я? Я залип у окна не смея обернуться, такая на меня накатила паника. Единственное, что я смог сделать, так это сгорбиться, как будто ожидал уда-ра, и в то же самое время внутри тряслись все поджилки, ища выход, пытаясь растормошить неповоротливое тело, заставить сделать хоть что-нибудь!
Шаги достигли порога кухни и затихли, повисла напряжённая тишина, лишь кофе машина всхлипывала остатками воды, как бы уже оплакивая мою судьбу, да за окном какой-то малец с гиканьем напал на стаю голубей и весело засмеялся, когда те шумно вспорхнули. "Вот она, новая жизнь, вместо моей". Пронеслось в голове.
– Ну чёа? Кофе нальёшь, или так и будешь из себя статую гордого одиночест-ва изображать?
– Клянусь чем угодно, я никогда не смогу описать, что я ис-пытал, услышав эту фразу, сказанную неприятным гнусавым голосом. Не придумали ещё такого слова, а слова "отпустило" и "облегчение" вообще не о чём.
Я повернулся на своих одеревенелых ходулях, и при этом, на левой ноге у меня до кучи свело икроножную мышцу.
– Ты кто?
– Просипел я и откашлялся. Что-то у меня сразу всё из строя по вы-ходило, так трусить нельзя, с такого перепугу, помноженным на перепой, и в деревянный макинтош переодеться недолго.