Падение царского режима. Том 5
Шрифт:
Председатель. — Но какой же это доклад?
Протопопов. — Были влияния либеральные, безусловно были.
Председатель. — Через кого же это влияние?
Протопопов. — Они шли, во всяком случае, не через женскую половину. Бывшей царице этого никоим образом приписать нельзя. Напротив, это было очень правое влияние, очень правое.
Председатель. — Через кого же? Потому-то и разразилась революция,
Протопопов. — Вот клоповское письмо.
Председатель. — Это пустяки.
Протопопов. — А потом некоторые из великих князей указывали на необходимость перемены, между прочим, Николай Николаевич указывал на эту необходимость.
Председатель. — Это либеральное влияние все-таки?
Протопопов. — Все-таки либеральное влияние Николая Николаевича. Бывший царь говорил, что манифест 17 октября был написан под его крайним натиском.
Председатель. — Это вам говорил государь: под крайним натиском Николая Николаевича, который действовал вместе с С. Ю. Витте?
Протопопов. — Повидимому, да. И затем у него было сомнение насчет крайней правой политики, вместит или не вместит ее страна?
Председатель. — То-есть, у кого? У царя?
Протопопов. — У царя.
Председатель. — Разве в разговоре с вами бывший император считался с тем, вместит или не вместит страна? Ведь вы его никогда не ставили на эту точку зрения.
Протопопов. — Нет, всегда ставил. Даже в записке Гурлянда найдете необходимость заботы о народе. Это на первый план, и это во главе. У него было совершенно ясно, что сближение царя с народом должно быть.
Председатель. — Забота о народе, но забота без народа?
Протопопов. — Это и есть самодержавная власть.
Председатель. — Народ нужен постольку, поскольку царю, верховной власти, нужны пасомые.
Протопопов. — Совершенно верно, объект требовал приложения власти.
Председатель. — Та точка зрения, которую вы называете либеральной, точка зрения народная, демократическая, она не сводится к этому, чтобы были пасомые.
Протопопов. — Понятно, это громадная ошибка.
Председатель. — Продвинемся несколько дальше, дойдем до февраля. Ведь революция уже гремела в воздухе; там зарницы уже были, и даже, может быть, больше, чем зарницы.
Протопопов. — Ведь, собственно, с Думою, которая являлась фокусом, выражавшим, так или иначе, настроение страны, с нею считалось,
Председатель. — Вы боялись народного движения?
Протопопов. — Очень боялся.
Председатель. — Какие вы меры намечали против этого народного движения? Вы не хотели сдаваться без боя. Вы, как выясняется, стремились сами наступать?
Протопопов. — Наступать, — я это отрицаю. Я понимаю, что движение можно остановить только движением. Но, двигаясь, все-таки нельзя было вести прямо в лоб. Мне хотелось остановить, и поэтому мне казалось, что нужно законодательство, которое бы дало либеральные реформы, а с другой стороны, нужно импульсивное движение, чтобы остановить движение, текущее слишком быстро.
Председатель. — Но на чем же вы хотели поднять массу, на чем завоевать массу?
Протопопов. — Законодательством, но только по 87-й статье Федор Измайлович в прошлый раз мне сказал.
Председатель. — Да ведь этого закон не любит?
Протопопов. — Закон допускает, это только нажим на закон; его применял Столыпин. В то время было гораздо спокойнее. У меня была другая мысль: писать слово «революция» без «р». Сохранить чистой монархическую власть эволюционным способом.
Председатель. — Но это не эволюция, а движение назад. Движение назад не есть эволюция.
Протопопов. — Как движение назад, когда мы даем больше прав Государственной Думе?
Председатель. — Какие же большие права, когда ваша работа происходила на фоне тех записок, которые стремились к государственному перевороту?
Протопопов. — Я чувствовал с первого дня, когда я сюда пришел, что все будут правы, а я один буду виноват, все будут валить на меня, это, безусловно, и понятно, почему; но бог с ними. Конечно, дело в том, что моя мысль была, и она главная, не останавливать жизнь, а, давая жизни речь, резко улучшить материальное положение народа (но этого сделать я не мог; ничего я сделать не мог). Вот как я скажу — ничего! Хотя бы то, что нужно увеличить производительные силы страны. Невозможно. А между тем, это необходимо. Все решительно чувствовали ту мертвечину, которая лежала на стране, и ничего не могли сделать.
Председатель. — Все это невозможно без народного представительства, и все возможно с народным представительством.
Протопопов. — Тогда шире, Думу я хорошо знаю, с одной Думою вы этого не сделаете.
Председатель. — Но думали, может быть, сделать с другой Думой, основанной на более демократических началах?
Протопопов. — Никак нет. Дума, как институт государственный, не вместит того плана.