Падение проклятых
Шрифт:
– А сколько тебе лет, Франциска?
– Сотворение мира.
– Что? – Мальчишка так сильно дернул головой, что его длинные кудри снова закрыли глаза. Несмотря на свой серьезный образ и попытки выглядеть умно, Франциска еле сдерживала улыбку от причудливого вида этого персонажа. У него были очень маленькие плечики и длинные руки, ноги заплетались между собой, а пальцы были словно вывернуты в обратную сторону.
– Семидневное сотворение мира, болван… – все-таки не сдержав смешка, сказала Франциска. – Мне семь лет.
– Ты странная… но не думал, что младше меня, ты какая-то более
– Ясно. – Она посмотрела на него, как на дурачка, ибо он стоял в дверях женского туалета. – Это женский туалет, я сейчас попытаюсь отмыть рубашку и вернусь.
– Ах, да, точно, – уставившись на нее, сказал он. Было видно, что Александр очень хотел завести друзей, грустно было представлять, сколько он вытерпел издевок за всё свое пребывание в школе.
«Надо спросить про возраст и болезнь Рейно», – подумала Франциска, отчаянно отмывая в раковине пятно на рубашке. Кажется, его было не отмыть. Стало еще неприятнее от мокрой ткани на теле. Вскоре она вернулась в коридор.
Александр стоял, прижавшись к стене и что-то рисуя на полу мысом ноги.
– О, ты вернулась! – радостно воскликнул он, после чего, уже снизив тон, печально добавил: – Пятно не отмылось… Прости меня ещё раз, я правда не смог ничего сделать при падении. – Всё в порядке, я же сказала. Да и у меня всё равно уроков больше не будет.
– У меня тоже! Ты где живешь?
– Стой, я припозднилась с вопросом о том, а сколько тебе лет?
– Мне девять.
– А еще, у тебя случайно нет никакой кожной болезни, из-за которой твои руки такие холодные?
– Э-э, вообще-то есть, но брат говорит, что это не болезнь и не синдром, а моя особенность. Я как жаба.
После последнего заявления Франциска засмеялась так, что пришлось закрыть рот руками. Александр поддержал её хохот, а затем отвел глаза на выпавшую бумажку из кармана Франциски. Это был полугодовой абонемент поездок на автобусе отоАшликваген.
Он быстро поднял его и протянул ей.
– Значит, Ашликваген. Нам по пути, я живу в Хакансдал, – при выговоре этих слов его глаза засияли. Было видно, как он рад тому, что они живут относительно близко друг от друга. Франциска, в свою очередь, мысленно удивилась, ибо район этот был довольно элитным.
– Хорошо, поехали на одном автобусе, – сказала она в тот момент, как перед ними открылись двери выхода из школы.
Всю поездку они болтали, Франциска раскрепостилась и больше ни разу не надевала маску строгости. Ее лицо растаяло в лучах смеха Александра. За столь короткие 20 минут он успел рассказать всю свою биографию, начиная от рождения, заканчивая этим днем. Упоминание семьи явно делало ему больно, длинные ресницы умирающе наклонялись вниз, так же, как и уголки алых губ. До его рождения родители жили вместе со старшим сыном Данилой в Санкт-Петербурге, где у отца, которого звали Юрий, был некий черный бизнес. Видимо, он был главой крупной мафии, из-за которой однажды случились серьезные события, поменявшие их жизнь. Мать звали Екатерина, про нее Александр ничего не сказал, кроме того, что внешне он ее копия.
Через два года после его рождения, одной холодной зимней ночью, отец истерично оповестил семью о том, что им
В день их первого знакомства Франциска не узнала большего. Выходя из автобуса на нужной остановке, она оставила ему на клочке бумаги свой номер телефона, после чего они распрощались. Легкие переполняло золото счастья, необъяснимое, не имеющее своего исходника, оно просто оказалось в ней и было весь оставшийся день.
Такое было и у Александра, только на задворках сознания, где чувства самые яркие и отважные, дабы противостоять другим обстоятельствам. Только спустя годы Франциске предстоит узнать о том, что ещё, помимо детского смеха, было в день их первого знакомства.
Александр вышел на своей остановке, дошел до дома и поздоровался с родителями, которые быстро усадили его в машину. Ему нравилось делать вид, что он не знает, куда они едут. В какой-то период жизни он начал задумываться о том, что на самом деле и вправду не знал. Дождь уменьшился, и вместо непрерывного ливня с неба моросили капли, танцующие уже обычный вальс.
«Я подумал о том, что в крыше машины есть дыра, из-за чего у мамы на щеке тоже появилась капля дождя. Она не разговаривала со мной, а папа лишь говорил, что ничего страшного в нашей поездке нет».
На самом деле они ехали в лечебницу «Зигмунд» при церкви, которая предназначалась для детей с психическими отклонениями. Дело в том, что у Александра были навязчивые кошмары, существующие и в его снах, и в реальности. Некая тень, лежащая в ванне с кровью, мерещилась ему чаще, чем он помнил об этом, а помнил он всегда. У галлюцинации были видны глаза, наполненные слезами. Он не помнил себя без этого, началось ли это при рождении или, может, вовсе в утробе матери, когда жизнь лишь начала зарождаться – угадать нельзя.
В тот день они приехали в «Зигмунд» на первый прием к психологу. Лилис Брайс, у которой был Александр, никогда не отличалась проницательностью. Поверхность ее незаинтересованности была такая же гладкая, как и оболочка мозга, в которой, соответственно, не было извилин.
– Мальчика мучило одиночество, быть может, у него был воображаемый друг, но затем могла появиться ненависть к дружбе в целом, и, не заметив этого, его мозг превратил этого друга в страшный образ.
– Но у меня появилась подруга, – с улыбкой сказал Александр.
– Что? Почему ты нам не сказал раньше?
На это он не удосужился ответить, просто продолжил улыбаться, что ставило в глупое положение родителей и психолога.
– Не мог бы мальчик оставить нас наедине? – отрезала Лилис, чье сухое лицо начало напоминать вопросительный знак.
– Конечно, мисс Брайс. – Отец чуть ли не пинком выпроводил сына из кабинета.
После щелчка двери диалог тут же продолжился.
– Ну что ж, теперь я бы хотела вас оповестить о серьезном обстоятельстве вещей, – вздохнула женщина, сложив руки на кресле. – У вашего сына признаки развивающейся шизофрении.