Падение «Вавилона»
Шрифт:
Коля не отрицал вынос из магазина неоплаченных сигарет, ссылаясь при этом на врожденную забывчивость и изъявляя готовность оплатить табачное изделие по двойному тарифу, однако стражи порядка сообщили, что уже вызвана полиция и поезд, что называется, ушел.
После такой информации у меня сразу же пропало всякое желание присутствовать при дальнейшем развитии событий. Я шагнул к выходу из будки, кляня идиота, поставившего на карту свою судьбу из-за какого-то грошового дерьма, но покинуть помещение не сумел: навстречу мне шагнули полицейские
Ко мне полицейские претензий не выказали, но документы потребовали предъявить, изучив с видимым презрением «азюлянтскую» бумаженцию.
Далее произошел неясный, по сути, созвон представителей власти с ведомыми им инстанциями, пачку «мальборо» возвратили на полку, а нас погрузили в полицейский микроавтобус с решетчатыми оконцами, доставив до общежития и передав коменданту.
Хотя невиновность моя была очевидна и к тому же подтверждена по моему настоянию полицейскими, взирал на меня комендант без всякого расположения, подозревая, видимо, в безусловном сговоре с мелким жуликом Николаем, чьи шансы остаться в Германии отныне переместились из нулевой отметки в область отрицательных величин.
Я благодарил Бога, что происшествие не отяготил обыск, иначе обнаружение «макарова» автоматически привело бы меня в острог.
Но повода для особой радости тоже не было, тем более комендант сообщил, что в его кабинете меня ожидают для беседы некие официальные лица. Какие именно, он не уточнил, но я не без оснований полагал, что данные представители прибыли сюда не с целью торжественного поздравления меня со вступлением в должность главы концерна «Даймлер-бенц», а с намерениями глубоко противоположными.
В кабинете сидели два типа в модных пиджаках, аккуратно отглаженных брюках и со вкусом подобранных галстуках. Оба лет тридцати с небольшим; один — лысоватый, в очках — напоминал своей внешностью делопроизводителя-бюрократа, другой же — двухметровая гора мускулов, с носорожьей шеей и глазками этого же африканского животного — смахивал на профессионального мордоворота. Во всяком случае при встрече с ним в темной подворотне необходимым условием уверенности в себе являлся автомат «узи» со взведенным курком.
Мне были предложены кресло и бутылка кока-колы. На отменном английском.
— Господин Подкопаев, — учтиво начал лысый, — вы, как нам известно, просите правительство Германии о предоставлении вам политического убежища.
— Увы, — согласился я.
— Думаю, — продолжал ворковать белым голубем лысый, — ваша просьба будет рассмотрена в положительном аспекте. Я даже в этом не сомневаюсь, уважаемый господин Подкопаев!
— Но, — сказал я.
— Да, — качнул головой собеседник и излучил доброжелательную улыбку. — Но. Мы не можем принимать в свою страну кого попало. И обязаны выяснить все факты биографии переселенцев. Это закономерно, не так ли?
— Так ли.
— Тогда начнем по порядку. Итак, вы родились в Вашингтоне…
Я размеренно и равнодушно отвечал на вопросы, с успехом перепрыгивая через колдобины своей околошпионской деятельности в индийском городе Бангалоре, хотя интерес к этому периоду моей жизни у дознавателя имелся явный; свое великовозрастное забритие в армию объяснил жесткими мерами военкомата, страдающего хроническим недобором призывников, а перемещение из Ростовской области в Германию — протекцией второго мужа мамы, подозревая, что тут-то и начнется старая песня: что знаешь-слышал-видел…
Однако я ошибался.
Лысый довольно-таки внезапно произнес:
— Ваш отчим, Толя, давно не принимает никакого участия в вашей судьбе, так что не надо нам врать. В Германию вас вывезли… — Он запнулся на миг. — На хорошей немецкой машине. Со спецсигналом. Из глубин Ростовской-на-Дону области. А теперь слушайте вопрос, от правдивого ответа на который зависит ваше будущее. Кто находился в багажнике машины?
— Домкрат, — выпалил я.
Мордоворот криво усмехнулся. Лысый сокрушенно почесал затылок.
— А кто… составлял компанию домкрату?
— Запасное колесо, вероятно, — невозмутимо ответил я.
— Он над нами издевается, подонок, — вступил в беседу человек-гора, угрожающе ворочая челюстью.
— Спокойно, Сэм… — холодно произнес лысый.
Сэм? Очень интересно… Я понял: ко мне пожаловали серьезные черти… Хотя нужен чертям не я, а Олег. Или информация о нем. А, собственно, что я знал? Нет, кое-что знал. Новый номер связного телефона. Но только хрен им, а не номер. Не для того спасал я бедолагу-полковника, чтобы затем выставить его на широкую распродажу. А на что-либо хорошее от этих всеведущих мерзавцев рассчитывать ему явно не приходилось. И не благодаря ли их заботам он угодил в тюрягу, кстати?
— Я рекомендую вам, — железным голосом произнес лысый гад, — подумать о своем положении. Вы дезертир, изменник родины…
— Что вы хотите? — спросил я. — Скажите без загадок. А то крутитесь, как плотва возле пустого крючка, пузыри пускаете…
— Хорошо. Вы помогли сбежать из мест заключения осужденному уголовнику Олегу Меркулову. Так? Не бойтесь, мы не коллегия военного трибунала и обвинять вас ни в чем не намерены. Скорее, даже наоборот…
— Ага. Вы пришли наградить меня «Пурпурным сердцем» или медалью «За взятие Берлина»?
— Оставьте свои идиотские шуточки! — взвизгнул лысый, обнаруживая наличие естественных реакций на происходящее. — Иначе вы плохо закончите, господин авантюрист! Спрашиваю вас в последний раз: содействовали вы…
— Во-первых, — перебил я, — все заканчивают одинаково плохо. В итоге. Во-вторых, побег — интимное дело ушлого гражданина Меркулова, и ваши домыслы о моем соучастии — беспочвенны. В-третьих… беседовать с вами о чем бы то ни было я желаю в присутствии консула США, ибо намерен вернуться на историческую родину.