Падшие в небеса. 1937
Шрифт:
– Сука! Утрешься своим же дерьмом. Я покажу тебе как ссать в приличном месте.
Друзья «бомжа-бунтаря» сидевшие на соседних лавках заулюлюкали и дико зареготали. Было видно, что их товарищ доставил им удовольствие своим поступком.
А сержант все возил и возил по полу бродягу. Тот мычал и как-то неестественно, скрючив руки, закрыл ладонями лицо. Вилор понял, что этому человеку уже давно все равно, что его окружает и что с ним делают. Щукин осознал, что этому бомжу наплевать на себя и вообще на все. Он находится на самом дне человеческого достоинства.
«Человеческое
Сержант устав таскать бомжа по полу, выпрямился и, тяжело дыша, зло бросил:
– Сейчас я вернусь, отведу арестанта и займусь вами ублюдки!
Полу мокрый от мочи бомж лежал и смеялся. Он брезгливо смотрел на милиционера и, сжав кулаки, показывал ему фиги.
Сержант повернулся к Вилору и толкнув его в плечо буркнул:
– Ну ладно, пошли этот цирк не хрен смотреть, мне еще оформлять эту стаю в приемник распределитель, пошли в ивээс, сдам тебя да займусь делом.
Щукин обреченно прошел через помещение дежурки, затем они с сержантом оказались в небольшом коридорчике, он был узким и темным. Вилор медленно переставлял ноги. Милиционер сзади сказал ему:
– Осторожно. Там ступеньки. Не споткнись. А-то голову расшибешь, а мне предъявят, что я тебя тут избил.
Впереди действительно был небольшой спуск. Коридор словно нырял вниз. Четыре ступени оказались крутыми, Вилор медленно спустился по лестнице и остановился. Пусть ему перегородила большая массивная железная дверь с небольшим оконцем посредине. В углу виднелась кнопка звонка, над ней красовалась надпись «вызов дежурного».
Сержант нажал на кнопку и сказал:
– Веришь нет, но я тебе немного завидую. Выспишься сейчас. Отлежишься. А мне вон целую ночь с этими сволочами работать. Мочу их нюхать.
Вилор посмотрел на милиционера и мрачно ответил:
– Каждый сам выбирает свою судьбу и что ему делать. Кто виноват, что ты выбрал такую работу? Шел бы на завод, или еще куда, а так…
– На завод. Да там кто платит-то сейчас? Зарплату по полгода задерживают. А мне двух детей кормить! Завод! А тут в ментуре и общагу дали.
– Ну, тогда нюхай мочу и не жалуйся, – ухмыльнулся Щукин.
Сержант зло взглянул на Вилора и бросил:
– А ты я вижу, разговорчивый стал. Ну ладно, посмотрим, как ты философствовать будешь, когда опера придут и начнут с тебя показания брать!
– Показания? За что? – удивился Щукин.
– А ты не догадываешься, ты на себя-то посмотри!
И тут Щукин взглянул на свою одежду. Рубашка была грязно и забрызгана кое-где какими-то бурыми пятнами. На джинсах тоже чернели подозрительные кляксы.
В этот момент щелкнула щеколда и большая грязно-красная дверь распахнулась. В проеме стоял низенький и пухлый старшина. Он брезгливо смотрел то на Вилора, то на сержанта.
– Вот Ярошенко я тебе привел подозреваемого Щукина. На него должны были бумаги из уголовки принести. Его по сто двадцать второй на трое суток задержали. Там все написано.
– А,… этот душегуб-потрошитель! Да есть, а что его не вели-то сразу?
– Да он в отключке был. Видно нажрался да накурился через край, вот,… только отошел.
Щукину не понравился этот диалог, более того его напугали слова толстого старшины. Вилор практически отрезвел и теперь мог анализировать происходящее. Сержант втолкнул его в помещение ИВС. В прихожей временного изолятора стоял большой деревянный стол. На нем лежали странные вещи. Маленький валик, похожий на тот каким красят стены маляры. Правда, этот был гораздо меньше строительного профинструмента. Рядом стояла большая коробка с черным поролоном внутри, а возле нее виднелась бутылка с какой-то темной жидкостью.
– Ладно оставляй своего жулика, сам с ним разберусь, – недовольно буркнул старшина.
Сержант довольно улыбнулся и, повернувшись, исчез за дверью. Старшина, звякнув связкой больших и длинных ключей вставил один из них в щель замка, провернув щеколду два раза он деловито убрал ключи в карман брюк и оглядев с ног до головы Щукина сказал:
– Так перед тем как в камеру отведу, рожу умыть хочешь?
Щукин пожал плечами и тяжело вздохнул.
– Ладно, пошли, – сжалился старшина, – Попьешь заодно, а то черед полчаса начнешь долбить и воды требовать.
Милиционер завел Вилора в длинную, прямоугольную комнату, на двери которой была прибита табличка: «ПИЩЕБЛОК».
Окна в этом помещении не было, вместо него маленькая дырка, забитая решеткой под потолком, где-то сверху урчал вентилятор. У стены стоял длинный стол, накрытый клеенкой. Рядом сервант с тарелками и железными мисками на полках, и с противоположенной стороны была пристроена вешалка с множеством сумок сеток и целлофановых пакетов, весящих на ней. В противоположенном углу примостилась раковина, над которой как-то обреченно висел ржавый смеситель.
– Так,… вот умывальник, ополоснул рожу и попил. А потом выходи в коридор.
Старшина буравил взглядом Щукина. Вилор так и не понял, что хотел им выразить милиционер. Толи это был знак призрения, толи угрозы. Но глаза у старшины блестели не по-доброму. Хотя в целом его лицо злым не было, напротив, пухлое и какое-то белесое оно светилось неестественным каким-то восковым блеском.
– Мой руки и учти, жрать до утра не будешь, ты в списках днем на заявку не был. Так что спать будешь на голодный желудок, но я вижу, тебе ужин и не потребуется. Тебе сейчас не до жратвы, тошнит с похмелья,… – хмыкнул старшина.