Пакт
Шрифт:
– Вы немец?
– Немец.
– Давно тут?
– Ты имеешь в виду это заведение?
– Черт с ним, с заведением, – Володя махнул рукой, – все равно правду не скажете, подписку небось давали. В СССР вы давно?
– Три года.
– От Гитлера, что ли, удрали?
– Да.
– Ну вот скажите, почему у вас в Германии рабочий класс до сих пор не поднялся? У вас ведь сильный пролетариат, чего же Гитлера не скинут?
– Потому что немецким рабочим Гитлер нравится.
Володя замер, уставился на доктора и вдруг весь подался вперед,
– Ты что сказал, сволочь фашистская? Ты что сейчас такое сказал, а?
– Володя, я сказал правду. Хочешь ударить меня? Бей. Но ничего не изменится. Немецкие рабочие не скинут Гитлера, русские рабочие не скинут Сталина, а нас с тобой все равно расстреляют. Тебя раньше, меня позже.
– Что вас расстреляют, это правильно.
– А тебя?
– А меня неправильно, я не враг.
– Но ведь ты готовил покушение на Сталина.
– Вранье, заговор фашистский.
– Тогда ты тоже заговорщик, ты подписал это вранье.
– Да нарочно я подписал, нарочно! Думал, нормальные люди прочитают, со смеху помрут, – он прищурился, оскалил зубы, заговорил чужим голосом, зло пародируя кого-то: – Все мои так называемые рацпредложения и изобретения являлись частью хитрого плана: заинтересовать товарища Сталина, проникнуть в Кремль и убить товарища Сталина!
– Не надо было подписывать.
Володя разжал кулаки, уронил руки, сгорбился, прошептал себе под нос:
– Меня мучили сильно. К тому же мама, сестренка… Если подпишу, их не тронут, следователь обещал.
– Не тронули?
– Выслали куда-то под Вологду.
– Адрес знаешь?
Володя прикусил губу, помотал головой, несколько секунд сидел, хмуро думал о чем-то и вдруг выпалил:
– Я за товарища Сталина жизнь отдам!
– Вот ты и отдаешь. Только не нужна ему твоя жизнь, ему нужна твоя смерть. Тысячи, десятки тысяч смертей таких же, как ты, честных, преданных, готовых отдать за него жизнь.
– Неправда! Он ни при чем! Если бы он только узнал, всех бы этих гадов фашистских уничтожил! – Володя вскинул лицо, глаза расширились, заблестели. – Слушайте, а может, мне вернуться в тюрьму, дать показания?
– На кого?
– Неважно, на кого угодно! Со мной в камере был один опытный человек, он говорил, надо называть как можно больше имен, будут всех брать, и тогда дойдет, наконец, до товарища Сталина, он узнает правду, невиновных выпустит, врагов сурово накажет.
– Этот твой опытный человек называется наседка.
– А если нет? Если он прав? Я подкину им самых лучших, тех, без кого производство встанет, на ком ни пятнышка. Например, есть такой токарь, без его деталей ни одной модели собрать нельзя, у него глаз-алмаз, руки золотые, Ваня Звягин… Хотя нет, Ваньку уже взяли… – Володя подумал секунду, и выпалил: – Вот! Старший инженер, у него мозги золотые-алмазные, Акимов Петр Николаевич. Если Акимова возьмут, в наркомате такой шум поднимется, сразу до товарища Сталина дойдет!
У Карла Рихардовича заныло сердце. Стараясь ничем себя не выдать, он заговорил очень спокойно, глядя в широко открытые голубые
– Володя, если ты назовешь лучших, сыграешь на руку врагу. Чем большую ценность для Советского государства представляют эти люди, тем скорее враги расстреляют их. И тебя расстреляют. Будут имена, будет организация, а это расстрел. Дойдет не дойдет до Сталина, уже неважно. Мертвых не вернешь. Попал к врагу – не называй имен. Молчи. У тебя отшибло память. Амнезия. Симулировать совсем несложно, ты это отлично умеешь делать. Володя, ты не должен называть имен. Ни одного имени, никогда, ни за что. Назовешь имена – станешь предателем. Попал к врагу – молчи.
Володя смотрел на доктора, глаза стали осмысленными.
– Попал к врагу – молчи, не называй имен, ни одного имени, – повторил он медленно, как заклинание, и сжал пальцы в кукиш: – Вот им! Не дождутся, гады!
За ширмой раздался странный приглушенный скрип. Доктор подумал, что скрипит дверь или половицы под ногами Кузьмы, приложил палец к губам. Минуту молча глядели друг на друга, прислушивались, наконец, Володя прошептал:
– Это, кажется, Ланг хрипит.
Они вскочили так стремительно, что чуть не сбили ширму. Доктор схватил фонендоскоп, через несколько минут понял, что у Ланга отек легких. Вместе с Володей они усадили его, подложили под спину подушки. Карл Рихардович заметался в поисках шприца, ампул, но ничего под рукой не оказалось.
– Морфин, лазикс, любые сосудорасширяющие, – бормотал доктор. – Это все должно быть внизу, в лаборатории, но она заперта.
Он туго забинтовал ноги Ланга, перетянул венозные артерии.
– Что нужно делать? Чем помочь? – спросил Володя.
– Держи вот эту склянку у его носа, пусть вдыхает.
Карл Рихардович побежал искать Кузьму, нашел на кухне.
– Не положено без Григорь Мосеича, спецоорудование, спецпрепараты государственной важности, – бубнил Кузьма, но лабораторию все-таки открыл.
Доктор впервые вошел туда в отсутствие Майрановского и с изумлением обнаружил пустые шкафы.
– Я ж грю, едрена вошь, государственной важности, – Кузьма тоненько захихикал в кулак.
– Где? – спросил доктор. – Где лекарства?
– Тута вам, товарищ доктор, не больница, тута лекарствов нема, едрена вошь, спецпрепараты только, так оне все в сейфе, Григорь Моисеич, как уходит, в сейфу все прячет, а ключик на шею вешает, на цепке золотой, заместо креста нательного.
Карл Рихардович вытащил трешку из кармана.
– Вот тебе деньги, беги в аптеку, тут недалеко, купишь лазикс, дибазол, натрия бромид… ладно, ты не запомнишь, – он взял карандаш, выдернул листок из откидного календаря на столе Майрановского, быстро написал список лекарств.
– Ага, щас, побежал, – Кузьма легонько оттолкнул его руку с деньгами и списком.
– Побежал. Еще как побежал. Галопом! – прорычал доктор. – У Ланга отек легких, если он умрет, будет сорвана спецоперация советской разведки!
Кузьма зевнул со стоном.