Паладины госпожи Франки
Шрифт:
— Справедливость всегда стоит того, чтобы за нее воевать, — весомо бухнул его собеседник. — Если на то пошло, мы защищаем интересы местных жителей, христиан, католиков и неверных в равной степени. Их прямо-таки терзают бандиты всех мастей, местные и пришлые: некий персонаж по имени Десница Божия, затем Ирбис или Идрис; Дикий Поп, Мастер Леонард…
— Про банды я слыхал, сэр Джейкоб, — ответствовал наш Даниэль. — Видимо, и впрямь это пагуба: в иных местах разбойников раза в три больше, чем мирных жителей. Очевидно, последствие вашей благой войны.
— Считать свойственно торговцу, мой герцог, — с досадой ответил Стагирит. — Впрочем, вы гордитесь, что вы торговец, и, говорят, сам титул себе приобрели с ухватистостью настоящего купца. Тоже подсчитали живые души?
— При нынешних способах ведения боевых действий, — сухо отпарировал Даниэль, — убить человека обойдется вдвое дороже, чем купить его вместе с землей. Я предпочел последнее. Да, вы правы, я счетовод, я торгаш, это мой титул и мое достоинство превыше всех имен и званий. Уж таков я есть, не обессудьте, мой друг!
Он был молодчина, наш правитель! От удовольствия я шевельнулся и скрипнул паркетом, но тут меня подцепили не весьма нежные ручки правительницы. Повинуясь им, я поспешил к библиотеке, где мы и укрылись.
— Уф! Музыка сейчас кончится, я эту вещь знаю, и они все пойдут наружу, — чуть запыхавшись, промолвила Франка. — Вот нам урок, тезка. Когда музыку не слушают, а подслушивают, легко напороться на неожиданное. Вы хоть смекнули, около чего вертелись умные рассуждения?
— Война?
— В которой они хотят заручиться надежным союзником. У себя они уже натравили одних мусульман на других и полагали, что мой супруг соблазнится идеей совместного крестового похода против лэнских крестьян, которым обрыдло английское господство… и против гябров, что им помогают.
— Против всего северного Эро. Но это же безумие!
— Да. Только теперь, когда мы остались в полном своем разуме, крестовый поход может начаться против нас.
Вот таким манером ублажив и успокоив дух наших сиятельных гостей, герцог приступил к угощению их пищей телесной. Заключив с ними кое-какие маловажные торговые соглашения, в том числе о пошлинах на эркские товары и о статусе нашего купеческого подворья в Дивэйне, он закатил им широкое и обильное пиршество с возлияниями. До сего я тоже не великий охотник, поэтому, посидев у одного из крайних столов в трапезной ратуши (коль скоро я приглашен), вышел на галерею с витыми колонками, что окаймляла всё низкое четвероугольное здание и куда выходили все его двери, кроме парадной.
Что я делал час, или два, или более — не знаю. Ходил вдоль по галерее и предавался мечтаниям. Смеркалось. Крупными влажными звездами падал снег, горели смоляные бочки, глухо доносился из-за стен шум людских голосов, тонкий звон посуды, тяжелый грохот двигаемой мебели. Понемногу все расходились и разъезжались в возках: оставались, как всегда, самые стойкие желудки и самые крепкие головы.
И англичане, которых разместили здесь же, в гостевом крыле здания.
Я глазел на площадь, уже почти пустую. Мелкими шажками ее пересекала женщина в юбке до щиколоток, какие носят простолюдинки, в короткой шубейке с капюшоном, небрежно накинутой на плечи, так что я увидел и темную вязаную фуфайку, схваченную широким поясом, будто…
Конечно. Только я подумал «будто у Франки», как это и впрямь оказалась она. Люпус ин фабула. Чертенок из табакерки. Что, кроме нее, в Гэдойне и женщин нету?
Я уже сделался так сообразителен, что не ору «Госпожа Франка!», едва ее завидев. Она сама подбежала и схватила меня за руки:
— О мой капитан! Мне доложили, что вы тут полируете спиной стенку. Идите за мной, вы мне позарез нужны.
Кажется, мы задержались на миг, воплощая пару влюбленных голубков, когда судьба внезапно настигла и обрушилась на нас в виде самого сэра Джейкоба, около чьих покоев мы, выходит, миловались.
Он выскочил из двери (не той, рядом с которой скучало несколько их слуг), заметно обеспокоенный. Огляделся, подошел к нам и схватил мою подружку чуть повыше локтя. Я хотел было предупредить его, но Франка остановила меня взглядом.
— Слушай, лапочка… Ба, да это моя старая приятельница! Ты, сдается мне, делаешь карьеру: из нищенок и побродяг в служанки. Вот что, ты мне надобна. Молодого лорда отравили на здешнем пиру.
— Тогда господину нужен врач, а не прислуга.
— Ты хочешь, чтобы я вспомнил, как ты меня обокрала?
— Как мне кажется, господин получил в обмен на свое серебро — чистое золото.
— Ну да, цепочку, которую ты уворовала раньше и боялась сбыть.
— Клеветать на ближнего своего для христианина непристойно и не к лицу.
— Я тебя выучу, девка, что следует говорить знатным, — он потянул ее за руку к себе, но Франка вывернулась так ловко, что едва не вывихнула ему запястье.
— Если я могу помочь — помогу и без рукоприкладства. Я, пожалуй, и слуга, да не ваша, господин Стагирит.
— Тогда иди, — он подтолкнул ее вовнутрь покоев. Она исчезла, затем вновь появилась.
— Угроза для жизни его блистательства миновала, тем более, что юный лорд вовсе не был отравлен. Он всего лишь жестоко поплатился за ваше английское пристрастие к пиву. А то, уважаемый сэр, и вовсе была брага, которую держат для гостей попроще. Она вкусна и легко пьется, но вот похмелье… Словом, вдругорядь, будучи в Гэдойне, употребляйте вино, а сейчас распорядитесь кому-нибудь заварить чаю покрепче. И, тезка, подшустри мне бадью воды и тряпку без лишней огласки.
Когда сэр Джейкоб, поняв, что обойдется без него, величественно удалился, я прошипел ей в ухо:
— Ради всего святого, озаботьтесь о своей репутации. Подтирать за пьяным…
— Моя репутация сама о себе позаботится. Она довольно крепко держится на ножках. А вот сэр Джейк… — она помедлила. — Вы вот что примите к сведению. Сам он так стыдится происшедшего, что и своим слугам о нем не говорит. Это надо уважить. Поспешите же!
Достать просимое оказалось легко, если притвориться человеком низкого звания. Здесь все такие чистюли, что поломойные причиндалы стоят в любой привратницкой.