Пальмы в снегу
Шрифт:
— Ты как раз вовремя, Килиан, — сказал Хакобо, поравнявшись с ним. В руках он держал какие-то бумаги и гибкий прут. — Минутой позже — и тебе бы не заплатили.
— Как ты сказал?
— Если ты не приходишь вовремя, то не успеваешь на рабочее место, и тебе за этот день не платят, — пояснил Хакобо, слегка ткнув его кулаком под рёбра. — Спокойно, это касается только цветных. Ты хорошо спал?
Килиан кивнул.
— Смотри, — продолжал Хакобо, — вон тот, справа от отца — тот самый Грегорио, или масса Грегор, как они его называют. Он готовит новые бригады для Обсая. Удачи тебе — и пока. Увидимся вечером.
Килиан
— Я Килиан, твой новый напарник, — представился он.
Грегорио держал в руках маленький кожаный кнут, поглаживая рукоятью пальцы, скользя ею вверх-вниз. Прекратив игру с кнутом, он пожал руку Килиана, слишком долго не выпуская ее из своей. Затем пристально рассмотрел его ладонь, и по его губам скользнула улыбка.
— Так значит, ты второй сын Антона? Скоро здесь соберётся вся семейка!
Рука Грегорио показалась Килиану холодной, улыбка — натянутой, а замечания — оскорбительными.
— Где вы работаете? — спросил он, посмотрев на отца.
— Я останусь здесь, при складах главного двора. К счастью, мне не приходится выходить на плантации.
Беседу прервал рёв четырёх огромных грузовиков с круглыми капотами и деревянными кузовами. Махнув рукой в сторону шеренг работников, Грегорио велел им забираться в кузов. Антон склонился к самому его уху и прошептал сквозь зубы:
— Будет лучше, если ты не станешь обижать мальчика.
— Я научу его всему, что он должен знать, чтобы здесь выжить, — с улыбкой ответил тот.
Антон бросил на него предупреждающий взгляд и снова повернулся к сыну.
— Ступай с ним, Килиан.
Килиан кивнул и направился к грузовикам.
— Каждая бригада состоит из сорока человек, — объяснял Грегорио. — На каждую бригаду — один грузовик. Можешь подсчитать.
— Запомни их одежду, чтобы отличать от остальных, — наставлял Грегорио, заметив, как растерялся Килиан, глядя на огромную неразличимую массу чёрных лиц и тел. — У каждой бригады она своя и всегда одна и та же. Чтобы научиться различать их лица, тебе потребуется не один месяц.
Рабочие неспешно, но споро забирались в грузовики, о чём-то переговариваясь на своём языке, которого Килиан не понимал. Он знал, что это язык пичи, и боялся, что так и не сможет его выучить. И в довершение всего, единственный испанец, с которым он может разговаривать на протяжении этих часов — неприятный тип, что сейчас кричал на них, повторяя фразы, звучащие в голове непрестанным рефреном.
— Пошёл, хватит спать! Quick! Muf, muf!
Оставалось ещё несколько человек, когда перед Грегорио остановился худой измождённый юноша печального вида, со всеми признаками лихорадки, с поникшей головой и сложенными на животе руками.
— Чего тебе ещё? — сердито бросил Грегорио. — Смотри на меня! Чего тебе надо?
— I de sick, massa.
— All time you de sick! — рявкнул Грегорио. На миг воцарилось молчание. — Ты всегда болен! Каждый день одна и та же песня!
— I de sick for true, massa Gregor, —
— How your name?
— Умару, масса.
— Ну что, Умару, хинина захотел? — Кнут щёлкнул о землю у него под ногами. — Как тебе понравится такой хинин?
Килиан уже открыл рот, чтобы вмешаться, но парень тут же забрался в кузов грузовика, не смея больше возражать — лишь бросил на белого ненавидящий взгляд. За ним последовали остальные, стараясь забраться в кузов как можно проворнее. Водитель первого грузовика настойчиво жал на клаксон.
— Ну, что встал? — крикнул Килиану Грегорио, направляясь к машине. — В кабину, живо!
Килиан подчинился и устроился справа от водителя, а Грегорио рядом. Колонна тронулась в путь. Несколько минут оба молчали. Килиан смотрел в окно, как бараки и дворовые постройки сменялись посадками какао, над которыми высились эритрины и бананы, защищая их от солнца своей тенью, чтобы нежные деревца какао не получили ожоги. Порой ветви деревьев смыкались над головой, образуя туннель над пыльной дорогой.
— А я думал, сейчас уже никого не бьют кнутами, — вдруг сказал Килиан.
Грегорио был удивлён столь откровенным замечанием.
— Видишь ли, парень, — ухмыльнулся он в ответ. — Я здесь уже много лет и знаю, что порой приходится прибегать к суровым мерам, чтобы заставить их слушаться. Они же врут и не краснеют — если негры вообще могут краснеть. Если они больны и не выходят на работу, им платят как за полноценный рабочий день. Скоро ты сам в этом убедишься. Все они те ещё симулянты, и притом суеверные. Совершенно невыносимое сочетание!
Килиан ничего не ответил, и тот продолжил:
— Что же касается кнута, то говорю прямо: если его у меня отберут, я уволюсь — в тот же день! Кстати, зачем, по-твоему, твой брат таскает с собой дубинку? Хозяину нужна прибыль, и я ее обеспечиваю. — Он достал из нагрудного кармана сигарету и закурил. Выпустив изо рта струю дыма, добавил угрожающим тоном: — Если не хочешь со мной ссориться, с этой минуты ты станешь слепым и глухим, ясно?
Килиан стиснул зубы. Ну почему из всех служащих ему всучили в напарники именно этого кретина? Он даже рассердился на отца и брата, не предупредивших, что здесь есть такие люди. Он, конечно, не настолько глуп, чтобы думать, будто путь будет усыпан розами, но все же ему даже в голову не приходило, что в действительности означает выражение, «суровые меры», которое он уже столько раз слышал от самых разных людей. Килиан сгорал от желания дать волю гневу, вызванному словами и тоном Грегорио, однако предпочёл промолчать, ибо внутренний голос советовал не искать проблем на свою голову в первый же день.
Внезапно машину сильно тряхнуло, и его бросило вперёд, так что он ударился головой о лобовое стекло.
— Какого черта!.. — рявкнул он.
Больше он ничего не сказал, увидев, что с идущим впереди грузовиком случилось что-то странное. Несколько человек прямо на ходу выскочили из кузова и теперь корчились от боли, лёжа на земле. Другие громко кричали и расталкивали товарищей, стремясь поскорее выскочить. Водитель остановил грузовик и теперь стоял чуть поодаль, ошеломлённо наблюдая за этой сценой. Другой человек как безумный бросился к ним, суетливо размахивая руками и крича что-то на непонятном Килиану языке.