Пальмы в снегу
Шрифт:
— Да, кстати, как у вас дела на Обсае? — спросил он с той же естественностью, с какой только что говорил о погоде.
Килиан немного помедлил перед ответом. Хакобо был единственным человеком, которому он мог рассказать о своих сомнениях и тревогах, но он не хотел, чтобы брат подумал, будто он жалуется. Все, кто видел их впервые, обращали внимание, как братья похожи; это всегда удивляло Килиана, поскольку, хоть он и был выше брата на несколько сантиметров, но чувствовал, что во многих отношениях слабее его. Хакобо всеми порами излучал безудержную силу и энергию, которых явно не хватало ему самому.
Где
— Ты что, язык проглотил? — спросил Хакобо.
— Что? — не понял Килиан. — Нет-нет. Грегорио всё тот же. Но хуже всего то, что он старается поссорить меня с брасерос. За моей спиной говорит им, чтобы они не обращали на меня внимания, ведь я новенький, а чуть что — тут же зовёт меня решать их споры. Я это знаю от Валдо.
— Просто он тебе завидует. Гарус сказал, что ему нужен человек для управления этим двором. С его стороны было очень умно послать на этот двор нового человека со свежим взглядом и ещё не угасшим интересом к работе. Если так и дальше пойдёт, скоро ты будешь управлять главным двором.
— Вот уж не знаю. Боюсь, мне не хватает авторитета. Такое впечатление, что брасерос меня просто не слышат. Приходится повторять им по двадцать раз. Им обязательно надо дождаться, пока я разозлюсь и рявкну как следует; тогда они ухмыляются и делают, что велят.
— Пригрози им, что сообщишь охране, — посоветовал Хакобо. — Или что пожалуешься в попечительство в Санта-Исабель, чтобы их оштрафовали и лишили жалованья.
— Я это уже делал. — Килиан закусил губу, стыдясь своего бессилия. — Я уже тысячу раз грозился, что пожалуюсь, но потом об этом жалел. Понятное дело, для них это что-то вроде сказки про волка. Они не верят, что я действительно это сделаю. И вьют из меня верёвки.
— Тогда отходи их пару раз палкой — вот увидишь, как они будут слушаться!
Килиан изумлённо посмотрел на брата.
— Но я никогда в жизни никого не бил!
Он не мог поверить, что брат на такое способен.
— Как это не бил? — удивился Хакобо. — Ты что, забыл наши детские драки?
— Это другое.
— Если не можешь сделать это сам, прикажи кому-нибудь из бригадиров. Уж они-то церемониться не станут! — голос Хакобо зазвучал тверже. — Видишь ли, Килиан, чем раньше ты заставишь себя уважать, тем будет лучше. Знал бы ты, сколько испанцев хотели бы оказаться на твоём месте, чтобы им платили столько, сколько платят тебе...
Килиан молча кивнул. Посмотрев в окно, он заметил нескольких грациозных обезьянок, махавших ручонками с ветвей деревьев вслед их пикапу. Густой зелёный полог простирался до самых окраин Санта-Исабель, где грунтовка сменялась асфальтированным шоссе.
— Сначала мы совершим небольшую экскурсию по городу, чтобы ты имел представление, где здесь что, — сказал Хакобо. — Времени у нас достаточно. И кончай чесаться! Меня это нервирует!
—
Хакобо вёл машину по прямым симметричным улицам, словно расчерченным по линейке — от самого моря до реки Консул, отделявшей город от леса. Экскурсию начали с верхней части города, где жили в основном нигерийцы. Множество детишек бегали по улицам, гоняя самодельный резиновый мяч из застывшего сока каучуковых деревьев, или стреляли горохом из трубок, сделанных из полых стеблей папайи. Полуголые мужчины и укутанные с головы до ног женщины со свёртками и корзинами на головах и младенцами на руках прохаживались между ларьками и палатками, где торговали экзотическими товарами и местной продукцией, которую развозили во все части света.
Торговки отгоняли веерами из листьев докучливых мух, вьющихся вокруг шампуров с нанизанной жареной рыбой, кусочками мяса обезьяны или гронбифа — полевой крысы размером с зайца. До машины доносился упоительный аромат жаркого; здесь же торговали бетелем, помогавшими туземцам бороться с усталостью, и свежей зеленью, разложенной на листах газеты «Эбано» или на банановых листьях. Килиана охватил целый водоворот звуков, запахов, многоцветья и бесконечного мельтешения — настоящий пир для всех пяти чувств.
Килиан заметил, что многие носят рубашки поверх клоте — куска ткани, обёрнутого вокруг талии, который развевался на ветру и мягко облегал ноги, а некоторые женщины ходят с открытой грудью. Лукаво улыбаясь, с лихорадочным блеском в глазах, он не упускал не малейшей возможности поглазеть на тёмные и твёрдые соски этих девушек. Он невольно улыбнулся, вспомнив своих подруг из Пасолобино и представив их одетыми — а точнее, раздетыми подобным образом.
В верхней зоне дома строили из листов оцинкованного железа или досок дерева калабо, с крышами из того же железа или пальмовых листьев, которые здесь называли нипа, связанных мелонговыми верёвками. В средней зоне дома европейцев и процветающих торговцев всех народов были окружены ухоженными садами, где росли экзотические плодовые деревья — папайя, кокос, манго, гуава, авокадо, а также всевозможные цветущие кустарники, георгины, розы и хризантемы. В нижней и прибрежной части размешались в основном склады, лавки и конторы, а в верхней — жилые дома.
Хакобо остановил машину перед одним домом, выскочил из кабины и кивнул брату, чтобы тот тоже выходил.
— Я зайду в аптеку на углу, — сказал он. — Поищу что-нибудь от этой чесотки, что не даёт тебе житья, — он указал на здание, на фасаде которого красовалась вывеска с надписью: «Фактория Рибагорса», там было также написано, что принадлежит она семье из долины Пасолобино. — А ты пройдись по лавкам, и не забывай говорить, что делаешь покупки для плантации.
Ещё не успев войти в лавку, Килиан подивился, сколько всевозможных товаров целыми грудами высятся на полках и прямо на полу. Здесь были всевозможные изделия, какие обычно продаются в скобяных лавках, а рядом — целые батареи консервных банок, обувь, швейные машинки, духи и запчасти для машин. Видимо, Килиан повёл себя не так, как другие клиенты, потому что его вдруг окликнул сзади чей-то весёлый голос: