Пальмы в снегу
Шрифт:
— Вы уже со всеми простились? — лукаво спросил Матео — симпатичный мадридец, дружелюбный, порывистый и даже чуть нервный, чьи маленькие усики всегда готовы были дернуться вверх, открывая широкую улыбку под острым носом.
— Думаю, что да, — ответил доктор.
— Точно со всеми? — не отставал Марсиаль, напарник Хакобо во дворе Якато — здоровенный волосатый детина почти двухметрового роста, с мясистым добродушным лицом и могучими руками, похожими на брёвна.
Доктор понимал, куда он клонит, но явно не хотел вдаваться
— Все, кто действительно для меня важен, сидят за этим столом, — сказал он, указывая на присутствующих. — И поэтому я повторяю: да, со всеми.
— Если дон Дамасо говорит: со всеми — значит, так оно и есть, — вступился за него Сантьяго — спокойный и рассудительный мужчина примерно одних лет с Антоном, худой и бледный, с гладко зачёсанными прямыми волосами.
— А я знаю одну особу, которой сегодня очень грустно... — вмешался Хакобо.
Молодые расхохотались — за исключением Килиана, который не знал, кого имеет в виду его брат.
— Довольно, Хакобо! — упрекнул сына Антон, украдкой кивая в сторону падре Рафаэля, которому едва ли могли понравиться подобные разговоры.
Хакобо развёл руками и пожал плечами с самым невинным видом.
— Парень, не наглей. — Дамасо погрозил пальцем. — Кто из вас без греха, пусть первым бросит в меня камень — верно, падре?
Все снова рассмеялись над явной двусмысленностью старого доктора, имевшего при этом самый невинный вид. Падре Рафаэль — грузный круглолицый мужчина с пухлыми губами, бородкой и обширной лысиной, которого все любили за добродушие — столь откровенно покраснел, что Дамасо поспешил объяснить свои слова:
— Я не имел в виду вас, падре Рафаэль. Ещё чего не хватало! Я всего лишь цитировал Библию. Ох уж эта молодёжь!.. — Он тряхнул головой. — Вор кричит: «Держите вора!», и так далее, и тому подобное...
— Вот именно, — рассудительно заметил священник. — Я не устаю повторять, что лишь те, кто умеет обходиться без женщины, смогут сберечь и здоровье, и кошелёк. Вот только боюсь, что мои слова на этой земле греха и соблазна — все равно что глас вопиющего в пустынею — Он вздохнул, посмотрев на Килиана. — Остерегайся своих приятелей, парень... Я имею в виду этих обормотов, конечно же.
Он снова весело подмигнул остальным.
— Полагаю, мне пора идти спать, вам не кажется? — Дамасо поднялся, опираясь обеими руками о стол. — Завтра мне предстоит долгое путешествие.
— Я тоже пойду спать, — сказал Антон, который и впрямь выглядел усталым.
Килиан и Хакобо переглянулись: оба подумали об одном и том же. Под глазами Антона залегли тёмные круги — в последнее время он очень уставал. Как он был не похож на того отца, каким был в молодости! Он никогда не жаловался, и Килиан не помнил, чтобы он болел. Он всегда был сильным, и физически, и духовно. Несколько лет назад, приезжая в Пасолобино из Африки, он работал в поле с такой страстью, как никогда
«Наверное, ему стоит взять отпуск, — подумал Килиан. — Или совсем вернуться домой, как Дамасо».
Старый доктор сердечно простился со всеми, пожав каждому руку, после чего удалился в сопровождении Антона, Лоренсо, Сантьяго и падре Рафаэля, которые тоже решили пойти спать. Хакобо тоже поднялся и вышел, жестом давая понять, что сейчас вернётся. Уже в дверях Дамасо обернулся, словно о чем-то вспомнив.
— Да, кстати, Мануэль, — сказал он. — Позволь дать тебе последний совет.
Мануэль кивнул.
— Я имею в виду эти укусы Килиана, — он выдержал паузу, желая убедиться, что все его слушают. — Салициловый спирт.
Килиан растерянно заозирался, а Мануэль поправил очки, благодарно улыбаясь, что старый доктор призвал его в свидетели.
— Пусть мажет им все тело, и через две недели сыпь полностью исчезнет. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи и доброго пути! — пожелал ему Хакобо, доставая бутылку виски, купленную в лавке Хулии. — Если вы не возражаете, мы выпьем по глоточку за ваше здоровье.
Дамасо ласково похлопал его по плечу и вышел из столовой, с сожалением думая обо всех проведённых здесь вечерах, которые отныне останутся лишь в воспоминаниях.
Хакобо велел Симону принести чистые стаканы. Под выпивку и смешки Килиан узнал, что если кому и будет не хватать Дамасо, так это Рехине — женщине, которая была его тайной сердечной подругой на протяжении последних десяти лет.
— Десяти лет! — воскликнул Килиан. — Но разве у него нет жены и детей в Испании?
— В том-то и дело, что в Испании! — Марсиаль сделал глоток. Его организм, видимо, был привычен к спирту тройной перегонки. — Испания слишком далеко.
— А они ещё и сами вешаются нам на шею, лишь бы взяли в сердечные подруги! — подхватил Матео, картинно разводя руками. — Так что же нам ещё остаётся? Плоть слаба, и они прекрасно это знают!
Килиану невольно вспомнился Грегорио, лежащий на женщине в лесу, и разговор с Хакобо в машине.
— Несомненно, подруги делают жизнь на острове более чем сносной. — Хакобо поднял бокал над головой. — Так выпьем же за них!
Остальные тоже подняли бокалы и выпили, после чего за столом воцарилось недолгое молчание.
— И что же теперь будет с этой Рехиной? — спросил Килиан.
— Да что ей сделается! — ответил Матео, воюя с пуговицами рубашки. Вентилятор под потолком почти не спасал от жары, которая от выпитого стала ещё мучительнее. — Погорюет несколько дней, а потом найдёт себе другого. Все они так делают.
— Положим, это ей будет непросто, — добавил Марсиаль, меланхолично почёсывая своё огромное ухо. — Она, прямо скажем, уже старовата. Но зато все эти годы жила как настоящая сеньора. Дон Дамасо — истинный кабальеро!