Пальмы в снегу
Шрифт:
— Ну ладно, — сдался он наконец. — Если у тебя такие великие идеи, то скажи, как ты собираешься очищать грузовик?
Килиан огляделся, направился к дереву, затенявшему посадки какао, и сорвал несколько огромных листьев длиной с руку.
— Можем закрыть пол кузова листьями. Тогда они не будут касаться крови.
Он уже успел собрать достаточно листьев, чтобы застелить ими кузов грузовика. Жестами подозвал нескольких рабочих и велел подавать ему листья. Килиан поднялся в кузов, и раздался неодобрительный ропот, когда подошвы его ботинок увязли в загустевшей крови, но он невозмутимо
Когда он закончил устилать листьями кузов грузовика, Валдо подошёл к раненым и предложил им своими глазами посмотреть на устроенное для них удобное ложе, на котором их повезут в больницу. Килиан горячо желал, чтобы эти люди согласились, поскольку отказ в такой ситуации был бы совершенной глупостью. Спрыгнув из кузова на землю, он взял мачете и тщательно вытер его самым маленьким листом, который затем бросил на обочину.
— Валдо, скажи им, чтобы забирались в кузов, — велел он, стараясь говорить как можно спокойнее, хотя сердце вот-вот готово было выскочить из груди. — Объясни им, что они не коснутся крови.
Валдо что-то сказал брасерос, но ни один не двинулся с места. Грегорио выплюнул окурок, встряхнул головой, цокнул языком и пошел у грузовику.
— Принеси кнут, — приказал он. — На этот раз это сделаешь ты.
Валдо произнёс несколько фраз на пичи. Как понял Килиан, перевёл раненому слова Грегорио, потому что раненый протянул руку, опираясь на борт кузова, с трудом поставил ногу на выступ, игравший роль подножки, и забрался в грузовик. Уже из кузова он потянулся к белому, чтобы вернуть ему испачканный в крови платок, но Килиан отказался его взять.
— Tenki, — сказал раненый, и Килиан кивнул в ответ.
Один за другим более двадцати раненых брасерос забрались в грузовик. Валдо снова сел за руль и вывел грузовик на дорогу, помахав Килиану рукой. Грегорио отвёл в сторону свою машину, чтобы тот мог проехать по узкой дороге, настойчиво нажал на клаксон, убедился, что снаружи никого не осталось, и велел Килиану забираться в кабину, чтобы ехать дальше в Обсай.
За весь день они больше не произнесли ни слова. На протяжении трёх часов Килиан ходил хвостом за своим напарником среди рядов какао, отсекая мачете засохшие ветки и обрезая каждое дерево по всем правилам. Никто ему ничего не объяснял, так что осталось лишь наблюдать за брасерос, прекрасно знавшими свое дело, и повторять их действия. Не спеша, но и без остановок, они продвигались вперёд в ритме какой-то рабочей песни. Килиан подумал, что пение — отличное средство чем-то занять голову и облегчить монотонность работы. Иногда он погружался в состояние какой-то странной расслабленности, словно его мачете орудовал кто-то другой.
Они начали с посадок, ближайших к Обсаю, так что, когда Грегорио приказал оставить работу и идти обедать, направились по своим следам в сторону двора, очень похожего на двор Сампака, только значительно меньше.
Должно быть, солнце стояло уже высоко, и пот с Килиана лился ручьём. Рабочие уселись неподалёку от деревянного здания с толстыми белыми колоннами, между которыми несколько поваров готовили еду в
— Масса!
Голос был знакомым. Обернувшись, он узнал Симона, державшего на голове какой-то свёрток. Килиан успел поговорить с ним лишь пару минут, но был рад увидеть знакомое лицо.
— Что ты здесь делаешь? — спросил Килиан.
— Принёс вам обед.
— Но мы же обедаем все вместе?
Симон покачал головой.
— Брасерос получают продукты раз в неделю и отдают их своим поварам, которые для них и готовят. Неважно, работают они в лесу, как до сих пор, или во дворе, как сегодня. А каждому белому еду приносит его бой, за исключением тех случаев, когда он работает в главном дворе. Тогда он обедает в столовой.
С каждой минутой Килиан чувствовал все большую благодарность к Симону за объяснения.
— Как ты меня нашёл?
— Это моя работа, масса. Я всегда должен знать, где вы находитесь.
Килиан нашёл укромное местечко, где можно было спокойно отдохнуть, и сел прямо на землю, провалившись спиной к стене, от которой тянулась тень шириной в несколько метров. Симон сел рядом и принялся доставать из свёртка хлеб, хамон, варёные яйца и какое-то питье. Килиан начал с удовольствием пить, но голода он не чувствовал. Затем отер пот с лица рукавом и, закрыв глаза, просидел так несколько минут.
Неподалёку слышался гул голосов рабочих. Он заметил, что некоторые голоса звучат громче остальных, а затем услышал чьи-то приближающиеся шаги. Открыв глаза, он увидел, что перед ним стоят двое мужчин, о чем-то отчаянно спорящих; казалось, они пытались что-то ему объяснить.
Симон поднялся и потребовал прекратить спор и объяснить толком, что случилось. Затем повернулся к Килиану.
— Они ссорятся, потому что повар подменил малангу, — объяснил Симон.
Килиан непонимающе уставился на него. Видя, что он не спешит отвечать, рабочие снова начали препираться. Килиан приподнялся.
— Да в чем дело-то? — спросил он.
— Маланга, масса. У одного из них была самая толстая маланга, и он ее пометил. Когда он хотел ее взять, повар дал ему другую. И теперь он хочет свою малангу, пока её не начал есть кто-то другой.
— А от меня-то они чего хотят? — Килиан по-прежнему ничего не понимал.
— Вы судья, масса. Они хотят, чтобы вы сказали своё слово.
Килиан нервно сглотнул, почесал в затылке и поднялся. Грегорио по-прежнему нигде не было видно.
Он бросил взгляд в сторону примитивной кухни рабочих. Шёпот тут же стих, и он увидел, что на него выжидающе смотрит множество глаз. Он выругался себе под нос и решительно направился к поварам; Симон двинулся следом.
Они шли мимо сидящих на земле людей, и все головы поворачивались им вслед. Наконец, они добрались до повара, повинного в этом недоразумении. Тот стоял, скрестив на груди руки перед двумя мисками, в которых лежали по куску вяленой трески, политый красным соусом рис и что-то, похожее на варёный картофель. В одной миске картошина была значительно больше, чем в другой. Килиан догадался, что это, должно быть, и есть пресловутая маланга. Каждый из спорщиков утверждал, что большая картошина — его.