Паломничество на Синай
Шрифт:
Но один простой монах удостоен исключительной почести. Скелет его, не расчлененный на составные части, сохранивший целостность, покоится в высоком застекленном шкафу — в сидячем положении и полном схимническом одеянии: синий плащ с капюшоном, синяя скуфья с крестом, прикрывающая лоб, синий аналав с вышитой красными нитками «Голгофой»… Большой деревянный крест на груди, четки с пушистой кисточкой, перекинутые через иссохшее запястье. Поза неестественна: выпирает живот, слишком высоко подняты колени. И все-таки в этом красивом покрове есть что-то отрадное для глаз, угнетенных непривычным зрелищем обнаженных человеческих останков, собранных вместе в таком огромном количестве.
Монах еще более почтен тем, что на фоне общей безымянности и утраты всех отличительных черт, с VI века сохранены его имя и, — пусть краткий, условный, — но очерк его неповторимой судьбы. Драгоценнее привести рассказ о ней в подлинных словах святого Иоанна Лествичника, игумена Синайской горы, одного из бессмертных синаитов, кости которого покоятся в этом же братском смиренном кладбище:
«Жил здесь некто Стефан, который, любя пустынное и безмолвное житие, многие лета провел в монашеских подвигах, и просиял различными добродетелями, в особенности же украшен был постом и слезами. Он имел прежде келлию на скате Святой горы, где жил некогда пророк и боговидец Илия. Но потом сей достохвальный муж принял намерение еще более действенного покаяния и удалился в место пребывания отшельников, называемое Сиддин, и там провел несколько лет самой строгой и суровой жизни. Ибо то место лишено было всякого утешения и удалено от всякого пути человеческого, так как находилось в расстоянии семидесяти поприщ от селений. Перед кончиною старец возвратился в келлию свою на Святой горе, где имел и двух учеников из Палестины, весьма благоговейных, которые охраняли келлию старца в его отсутствии. Прожив там немного дней, старец впал в болезнь и скончался.
За день же до кончины он пришел в исступление, и с открытыми глазами озирался то на правую, то на левую сторону постели своей и, как бы истязуемый кем-нибудь, он вслух всех предстоявших говорил иногда так: «Да, действительно, это правда; но я постился за это столько-то лет»; а иногда: «Нет, я не делал этого, вы лжете». Потом опять говорил: «Так, истинно так, но я плакал и служил братиям»; иногда же возражал: «Нет, вы клевещете на меня». На иное же отвечал: «Так, действительно так, и не знаю, что сказать на сие; но у Бога есть милость». Поистине страшное и трепетное зрелище было сие невидимое и немилостивое истязание; и что всего ужаснее, его обвиняли и в том, чего он не делал. Увы! безмолвник и отшельник говорил о некоторых из своих согрешений: «Не знаю, что и сказать на это», хотя он около сорока лет провел в монашестве и имел дарование слез. Увы мне! Увы мне! Где было тогда слово Иезекиилево, чтобы сказать истязателям: в чем застану, в том и сужу, глаголет Бог. Ничего такого не мог он сказать. А почему? Слава Единому Ведающему. Некоторые же, как перед Господом, говорили мне, что Стефан и леопарда кормил из рук своих в пустыне. В продолжении сего истязания душа его разлучилась с телом; и неизвестно осталось, какое было решение и окончание сего суда, и какой приговор последовал?»
А сколько можно было бы рассказать о каждом монахе из великого сонма, теперь неразличимом, неузнанном, безгласном в нагромождении сухих костей… Как открылся ему впервые Господь в сердечной сладости услышанного евангельского слова или церковного пения, или призвал его от великой скорби… Откуда пришел он через пустыню Синая, потому что никто из них здесь не родился, но гласом Божиим был призван каждый, и благодать Божия собрала всех. Сколько слез потом он пролил, осушаемых знойным ветром, сколько претерпел искушений… Как горело теперь уже не существующее сердце пламенем божественной любви, попаляя терния грехов, озаряя изнутри это сердце и делая его светоносным.
Внутри поклоняюсь Тебе и вдали Тебя вижу, В себе Тебя зрю и на небе Тебя созерцаю! Но как происходит сие, Ты один только знаешь, Сияющий в сердце, как солнце, в земном — неземное… Болезную я и страдаю смиренной душою, Когда в ней является свет Твой, сияющий ярко, Любовь для меня непрестанной становится болью; Страдает и плачет душа, потому что не в силах Тебя я обнять и насытиться сколько желаю.Бедные, разлученные с душою и плотью сухие кости, выплаканные глазницы… Нет здесь автора этих «Божественных гимнов», гимнов божественной любви — преподобного Симеона Нового Богослова, но многих из вас опалял бессмертный пламень и озарял неугасимый свет. Нам бы пасть перед вами на колени и просить с сокрушенным плачем, чтобы вы умолили Творца послать хоть малый отсвет дарованной вам благодати, чтобы и нам, сидящим в стране и тени смертной воссиял свет…
Была на мне рука Господа, и Господь вывел меня духом, и поставил меня среди поля, и оно было полно костей, — говорит пророк Иезекииль, — И обвел меня кругом около них, и вот весьма много их на поверхности поля, и вот они весьма сухи.
И сказал мне: сын человеческий! оживут ли кости сии? я сказал: Господи Боже! Ты знаешь это.
И сказал мне: изреки пророчество на кости сии и скажи им: «кости сухие! слушайте слово Господне!»
Так говорит Господь Бог костям сим: вот, Я введу дух в вас, и оживете.
И обложу вас жилами и вырощу на вас плоть, и покрою вас кожею и введу в вас дух, — и оживете, и узнаете, что Я — Господь.
Я изрек пророчество, как поведено было мне; и когда пророчествовал, произошел шум, и вот движение, и стали сближаться кости, кость с костью своею.
И видел я: и вот, жилы были на них, и плоть выросла, и кожа покрыла их сверху, а духа не было в них.
Тогда сказал Он мне: изреки пророчество духу, изреки пророчество, сын человеческий, и скажи духу:
так говорит Господь Бог: от четырех ветров приди дух, и дохни на этих убитых, и они оживут.
И я изрек пророчество, как Он повелел мне, и вошел в них дух, — и они ожили, и стали на ноги свои — весьма, весьма великое полчище.
И сказал Он мне: сын человеческий! кости сии — весь дом Израилев. Вот, они говорят: «иссохли кости наши, и погибла надежда наша: мы оторваны от корня».
Посему изреки пророчество и скажи им: так говорит Господь Бог: вот Я открою гробы ваши и выведу вас, народ мой, из гробов ваших, и введу вас в землю Израилеву.
И узнаете, что Я — Господь, когда открою гробы ваши и выведу вас, народ Мой, из гробов ваших.
И вложу в вас дух Мой, и оживете, и помещу вас на земле вашей, — и узнаете, что Я — Господь…
Господи, а мы, толпой стоящие перед сухими костями, разве мы все живы? Ты — воскресение и жизнь, и можем ли мы, не имея Тебя в душе, быть живыми? Плачу и рыдаю, когда помышляю мир, и вижу во гробах лежащую по образу Божию созданную нашу красоту, безобразной, бесславной, не имеющей вида… Что за страшное таинство совершилось над нами, как мы предались тлению, соединились со смертью?