Памятники Византийской литературы IX-XV веков

Сборник

История сохранила не много имен культурных деятелей, оставивших какой–либо след в недолгой истории Эпирского и Эпирско- Фессалоникского государства. Кроме Иоанна Апокавка и Георгия Вардана, заслуживают упоминания Димитрий Хоматин (Хоматиан), архиепископ города Охриды в западной Македонии (1214— 1234 гг.). Правда, его творчество представляет интерес не столько литературными достоинствами, сколько своим содержанием: его канонические послания и ответы, судебные решения, соборные деяния, многочисленные письма духовным лицам и светским вельможам (всего сохранилось около 155 сочинений) — ценный материал для истории церковного византийского права, внутренней жизни Эпирско–Фессалоникской империи, ее отношений с Болгарией, Сербией, Албанией, Никейской империей и латинскими государствами.

От Георгия Вардана дошло до нас не много сочинений: одно письмо патриарху Никеи Герману, отличающееся враждебным духом, несколько ямбических стихотворений и полемических сочинений против латинян. Художественную ценность эти произведения, как и произведения Димитрия Хоматина, представляют незначительную; более интересна литературная деятельность Иоанна Апокавка — талантливого и интересного писателя. Его сочинения свидетельствуют о том, что литературный процесс в западной части бывшей Византийской империи отмечен теми же признаками, которые были характерны

для литературы Никейской империи и будут характерны в дальнейшем для литературы восстановленной Византийской империи XIV–XV вв. Это прежде всего проявление любви к античной литературе, увлечения ею, во–вторых, повышенное внимание к человеку, в–третьих, более значительное место, чем ранее, уделяемое изображению природы. Автор пишет то о своих прогулках за городом Навпактом (письмо XXXIII по нумерации Петриди) [436] , то о наступлении весны и заливающихся пением соловьях и цикадах (в самой первой строке письма XI), то советует епископу города Водицы, невзирая на свой сан, повесить весной на колышке епископскую мантию и полечиться музыкой и медом (письмо XIX). Многие письма Апокавка полны остроумия, юмора, живого чувства, с которым он рассказывает о разных событиях своей жизни: жалуется ли он на тяготы существования (письма VIII, XXII), или шутит с адресатом, приславшим ему пшеничного хлеба, но не присоединившим к своему дару мяса и вина (письмо IV). Кроме того, многие его письма и другие сочинения, написанные в жанре официальных судебных постановлений или эпитимии, настолько проникнуты вниманием к человеку, что рисуют не только характер того или иного лица (бедной женщины, которой приходится одной кормить целую ораву ребят и страдать от гуляки–мужа — постановление XXIX, неверной жены солдата Стефана — постановление XVI), но и трудные условия жизни батраков, рабов, крестьян (постановления VI, XIV, XV). С жизнью этих людей Иоанн хорошо был знаком, так как ему приходилось вести бракоразводные и уголовные дела. К нему с большой охотой обращались сами виновники преступлений (постановления VI, XIV, XV). Примечательно, что даже за убийство он выносил весьма гуманные приговоры (см. те же постановления), считая, что вина искупается не телесным наказанием, не конфискацией имущества, а эпитимией — соблюдением церковных заповедей, сокрушением сердца и слезами. Вот почему его постановления по бракоразводным и даже уголовным делам кончаются вынесением эпитимии.

436

ИРАИК, т. XIV, вып. 2—3, София, 1909.

Что касается увлечения Апокавком античной литературой, то оно сказывается в многочисленных ссылках на того или иного античного автора или на его произведения, в частых цитатах и намеках на произведения античной литературы. Даже в небольшом официальном постановлении по бракоразводному делу Константина и Анны (№ XII) автор цитирует два стиха из «Облаков» Аристофана (48 и 1070) и один стих из «Одиссеи» Гомера для доказательства того, как «женщина сердцем изменчива» («Одиссея», XV, 20). Все это говорит о том, что в литературе Эпирского деспотата проявлялись черты, подготовившие в дальнейшем новый подъем литературного искусства в Византийской империи, известный под названием Палеологовского возрождения.

ЛИТЕРАТУРА ТРАПЕЗУНДСКОИ ИМПЕРИИ

На небольшой территории Трапезундской империи, границы которой соприкасались с Грузией и с Турецким султанатом, в XIII–XV вв. развивалась своеобразная культура, вобравшая в себя, с одной стороны, элементы культуры кавказских народов, персов, арабов, с другой — элементы культуры эллинской. Условия для духовной жизни этой империи были мало благоприятны из–за постоянной опасности, грозившей со стороны турецких эмиров. Немаловажную роль играло и то обстоятельство, что на территории Трапезундской империи жило сравнительно не много греков и, следовательно, не было той могущественной силы эллинского духа, которая объединяла умы патриотов двух других частей бывшей Византийской империи. Может быть, поэтому литература на греческом языке, возникшая в Трапезундской империи, бедна значительными именами и памятниками. Создается впечатление, что просвещенные люди этого государства гораздо больше заботились о том, чтобы усвоить знания соседних народов, с которыми они соприкасались, нежели о создании собственных оригинальных сочинений: очень многие трудятся над переводом на греческий язык персидских сочинений по математике, астрономии, арабских трактатов по медицине и фармакологии. Актуарий Иоанн (конец XIII — начало XIV в.) посвятил великому дуку Апокавку медицинскую книгу, в которой отвергал учение Галена, излагал учения арабов и в небольшой доле свои собственные наблюдения. Необходимо учитывать, что от творчества тех или иных культурных деятелей Трапезундской империи до нас дошли жалкие остатки. Так, нам пока неизвестно ни одного имени какого–либо писателя XIII в. Среди авторов XIV в. можно назвать только двух: Стефана Сгуропулоса и Андрея Либадена. XV век более богат именами: ритор Иоанн Евгеник, единственный историк Трапезунда Михаил Панарет, поэт, философ, богослов Георгий Амируци; наконец, в Трапезунде в начале XV в. родился и получил начальное образование Виссарион, будущий прославленный культурный и политический деятель Византийской империи, впоследствии кардинал римской церкви, большой друг итальянских гуманистов.

Андрей Либаден, прототабулярий и хартофилак епископской церкви в Трапезунде, совершил путешествие через Константинополь в Египет и Палестину. Увиденные им земли и города он описал в сочинении «Путеводительные записи», не ограничиваясь одними географическими сведениями, но сообщая и исторические, в частности по истории Трапезунда того времени, особенно о борьбе вокруг императорского престола после смерти Василия I Комнина в 1340 г. Андрей Либаден написал еще несколько стихотворений религиозного содержания, «Исповедь», энкомий чудотворцу Фоке, письмо Герасиму, епископу Керасы (город в Трапезундской империи, на берегу Черного моря).

От Стефана Сгуропулоса, протонотария Трапезунда, жившего при Иоанне VII Палеологе (1350–1390 гг.), сохранилось 300 стихотворных строк, которые представляют собой один из немногих примеров анакреонтических стихотворений в византийской поэзии.

Иоанн Евгеник, бывший номофилаком, жил в первой половине XV в.: автор предисловия к «Эфиопике» Гелиодора, нескольких ямбических стихотворений религиозного содержания, «Надгробного слова самому себе» в 96 триметрах, похвальных и благодарственных стихотворений императору Иоанну XIII Палеологу. Его творчество интересно как свидетельство того, что споры вокруг вопроса об объединении

церквей, разгоравшиеся в восстановленной Византийской империи, волновали людей и в далеком Трапезунде: Иоанн пишет сочинение «Против Флорентийской унии». Но наиболее продуктивным его творчество было в области жанра экфрасиса: ландшафтные экфрасисы — «Описание Трапезунда», «Описание острова Имброса», «Описание города Коринфа», «Описание деревни Петрины» (в Спарте); экфрасисы в собственном смысле слова — «Описание статуй» (птиц, охотничьих собак, платана, статуй, изображающих фигуры людей). Описание некоторых статуй, например, молодой женщины — святой и молодой княжеской пары, стоящей в каком–то восхитительном саду, наводит на мысль, что автор сам видел какие–то статуи, выполненные в эпоху раннего итальянского Возрождения [437] . Экфрасисы Иоанна Евгеника выдают его большую увлеченность «Картинами» Филострата Младшего, которому он в значительной мере подражает. Риторичность описания снижает их художественную ценность. Особенно это ясно при чтении описания Трапезунда: местоположение города и его окрестности даны почти наглядно и с большой любовью, но вдохновлены скорее образцами школьной риторики, нежели самой природой.

437

. Krumbacher. Geschichte der byzantinischen Literatur. M"unchen, 1897, S. 496.

Современник Иоанна Евгеника, Михаил Панарет — автор единственного сохранившегося до нас исторического произведения, озаглавленного «Хроника Трапезундской империи». Сочинение охватывает большой промежуток времени — с 1204 по 1426 г., но манера повествования настолько невыразительна, события даны столь суммарно, что художественная и историческая ценность этого произведения невелика даже тогда, когда автор, рассказывает о последних событиях как очевидец.

Георгий Амируци, известный еще как Георгий Трапезундский, — более интересный и разносторонний писатель первой половины XV в. Он был протовестиарием при дворе Давида Трапезундского. Противник сближения с латинянами, он выразил свои взгляды в письме Виссариону. Кроме нескольких философских сочинений, в которых Георгий выступал сторонником Аристотеля, считая его пророком христианства («Сравнение Платона с Аристотелем»), и кроме богословского сочинения «О том, что происходило на Флорентийском соборе», он оставил два любовных стихотворения, написанные политическим стихом, и три похвальных стихотворения султану Мохаммеду II (после падения Трапезунда Амируци принял ислам): одно написано семисложным трохеем, два триметрами. Первое стихотворение Мохаммеду II — наиболее ранний пример в греческой поэзии последовательно примененной рифмы. Вот его начальные строки:

Муза, дай отраду мне, Муза, дай забвенье мне. Песнь твоя приятная, Трель звучит в ней сладкая.

Из народной литературы, возникшей на территории Трапезундской империи, известна только песнь о взятии Трапезунда турками в 1461 г.

ЛИТЕРАТУРА ЭПОХИ ПАЛЕОЛОГОВ

В 1259 г. престолом Никейской империи овладевает родоначальник династии Палеологов Михаил VIII. В скором времени он разбивает войско эпирского деспота, заключает союз с Генуей, которая дает ему флот, и в 1261 г. Михаил движется к Константинополю. Без особых усилий он одержал верх над военными силами франкского короля Балдуина II, после чего был вторично коронован в храме св. Софии. Латинская империя пала. Византийская империя ожила вновь, но владения ее значительно сократились по сравнению с прежним временем: это были части Пелопоннеса, Фракии и Македонии с городом Фессалоникой, несколько островов Ионического, Эгейского морей и земли, входившие до 1261 г. в Никейскую империю. Столицей византийского государства снова становится Константинополь, снова сюда стекаются лучшие умы Византии: из Никеи Пахимер, Феодор Метохит, из Трапезунда молодой Виссарион, из Фессалоники Димитрий Кидонис, из южной Италии монах Варлаам (1330 г.). В Константинополе, где вновь загорелся яркий очаг культуры, получает первоначальное образование Плифон, заканчивает свое обучение у Иоанна Глики и Феодора Метохита будущий знаменитый полигистор XIV в. Никифор Григора.

Константинополь — столицу возрожденной империи — воспевают и поэты и прозаики. Так, Михаил VIII Палеолог в «Автобиографии» пишет: «Константинополь — акрополь вселенной, царственная столица ромеев, бывшая по воле божьей во власти латинян, вновь оказалась во владении ромеев» (гл. 8). Какой–то скромный поэт, не пожелавший оставить истории свое имя, сочинил стихотворение «О взятии италийцами Царь–града и отвоевании его впоследствии ромеями» (759 политических стихов). Его замечание о том, что Палеологи владеют троном вот уже 131 год, позволило определить датировку этого стихотворения (1392 г.), хотя описание событий оканчивается первыми годами правления Андроника II (1282–1328 гг.).

Почти двухсотлетнее правление Палеологов ознаменовалось в духовной жизни Византии новым подъемом возрожденческого движения, более тесными контактами византийцев с политическими и культурными деятелями Италии и подлинным вторичным рождением точных наук — математики, астрономии, теории музыки, медицины. Математика, почти забытая с VII по XIII в., в конце XIII в. начинает не только усиленно изучаться, но теория ее обогащается новыми исследованиями: Плануд в трактате по арифметике излагает индусский метод счета и заимствует у индийских математиков нуль, который в это время впервые появляется в греческой арифметике. Этот трактат Плануда, пожалуй, единственный для той эпохи пример использования достижений восточной и отчасти современной автору западной науки (в трактате заметно еще влияние итальянского математика Фибонацци). Труды других авторов, да и остальные сочинения самого Плануда свидетельствуют о том, что изучение математики, астрономии, теории музыки и медицины зиждилось на прочном фундаменте знаний, почерпнутых в сочинениях греческих ученых, и заключалось в пропаганде этих знаний. Например, тот же Плануд составляет комментарий к I и II книгам «Арифметики» александрийского математика IV–V вв. Диофанта. Пахимер пишет «Трактат о четырех науках» — по арифметике, музыке, геометрии, астрономии, основываясь на трудах древнегреческих ученых. Феодор Метохит изучает Аполлония из Перги [438] . В отличие от Плануда Метохит высказывается против увлечения теориями индусов и других народов («Комментарии и ученые определения», XX).

438

Перга — один из Малоазийских городов, главный город Памфилии; Аполлоний — математик III—II вв. до н. э.