Пандора

Райс Энн

Я допустила роковой просчет. Вилла опустела. Он сумел вывезти их днем. Я понятия не имела, куда он уехал! Все, что принадлежало ему, исчезло, но все мои вещи были оставлены в доме.

Я подвела его в тот момент, когда он нуждался во мне больше всего. Я кругами ходила по опустевшему святилищу. Я кричала и слушала, как стены отвечают мне эхом. Он так и не вернулся в Антиохию. И не прислал письма. Спустя шесть месяцев, или еще больше, я сдалась и ушла. Ты, конечно, знаешь, что раса рьяных религиозных вампиров-христиан так и не вымерла – пока не явился Лестат в мехах и красном бархате, ослепив их и высмеяв их верования. Это произошло в Век Разума. Тогда Мариус и принял Лестата. Кто знает, какие еще у вампиров существуют культы? Что касается меня, к тому моменту я снова потеряла Мариуса. Мы увиделись с ним всего один раз, на одну ночь, за сто лет до этого, и, конечно, через тысячу с чем-то лет после распада того, что мы называем «древним миром».

Я его видела! В капризную, недолговечную эпоху Людовика Четырнадцатого, Короля-Солнце. Мы присутствовали на придворном балу в Дрездене. Играла музыка – экспериментальная смесь клавикордов, лютни, скрипки, – под которую исполнялись сложные танцы, состоявшие из сплошных поклонов и поворотов. На другом конце зала я внезапно увидела Мариуса! Он уже давно смотрел на меня, а теперь улыбнулся мне самой трагической и любящей улыбкой. На нем был большой кудрявый парик, выкрашенный под цвет его волос, яркий бархатный плащ и так любимые французами пышные кружева. Кожа приобрела золотистый оттенок. Это означало огонь. Я вдруг поняла, что он пережил нечто ужасное. Его голубые глаза переполняло торжество любви, и, не изменяя небрежной позы – он стоял, облокотившись на край клавикордов, – он послал мне воздушный поцелуй.

Я поистине не могла поверить своим глазам. Это правда он? Я действительно сижу здесь в декольте, в корсете, в огромных юбках, одна из которых хитроумными складками сдвигалась назад, чтобы приоткрыть другую? В ту эпоху моя кожа казалась образцом косметических уловок. Волосы подняты вверх и искусно убраны в замысловатую прическу.

Я и не обращала внимания на смертные руки, заковавшие меня в эту оболочку. В те времена я позволила одному свирепому вампиру из Азии увлечь меня за собой; он меня совершенно не волновал. Я попалась в извечную для женщины ловушку: стала уклончивым, выставленным напоказ украшением мужчины, который, несмотря на свою утомительную словесную резкость, обладал достаточной силой, чтобы провести сквозь время нас обоих.

Азиат находился в спальне наверху, медленно убивая свою тщательно отобранную жертву.

Мариус подошел ко мне, поцеловал и заключил в объятия. Я закрыла глаза.

«Это Мариус! – прошептала я. – Настоящий Мариус».

«Пандора! – Он слегка отстранился чтобы лучше рассмотреть меня. – Моя Пандора!»

У него обгорела кожа. Но шрамы были едва заметны – он почти исцелился.

Он повел меня танцевать! В совершенстве играя роль человека, он вел меня в танцевальных фигурах. Я задыхалась. Следуя его движениям, при каждом новом ловком повороте восхищаясь восторженным выражением его лица, я теряла счет векам и даже тысячелетиям. Внезапно мне захотелось узнать все: где он был, что с ним стряслось. Ни гордость, ни стыд больше не имели надо мной власти. Видит ли он, что я лишь призрак той женщины, которую он знал?

«Ты – надежда моей души!» – прошептала я.

Он быстро увел меня оттуда. Мы отправились к нему во дворец в карете. Он осыпал меня поцелуями, а я старалась прижаться к нему как можно теснее.

«Ты – моя мечта, сокровище, выброшенное по глупой случайности, – говорил он. – И вот ты здесь, ты идешь по жизни с прежним упорством».

«Ты видишь меня – значит, я здесь, – горько отвечала я. – Ты поднимаешь свечу – и я вижу почти зеркальное отражение своей силы».

Вдруг я услышала звук, древний, ужасный звук. Биение сердца Акаши, биение сердца Энкила.

Карета остановилась. Железные ворота… Слуги…

Просторный дворец, отделанный по последней моде, нарочито богатого вида жилище состоятельного дворянина.

«Они здесь – Мать и Отец?» – спросила я.

«О да, они не изменились. Ни на что нельзя положиться так, как на их вечное безмолвие». – Он говорил таким тоном, словно бросал вызов самому ужасу ситуации.

Я так не могла. Я должна была бежать от звука ее сердца. Перед моими глазами возник образ окаменевших царя и царицы.

«Нет! Увези меня отсюда. Я не смогу войти. Мариус, я не в силах на них смотреть!»

«Пандора, они спрятаны глубоко под дворцом. Тебе не придется на них смотреть. Они ни о чем не узнают. Пандора, они все те же!»

Да! Все те же! Мои мысли повернули вспять и домчались до опасной территории – от самых первых ночей в Антиохии, одиноких смертных ночей, до более поздних побед и поражений. Да! Акаша все та же! Я боялась, что закричу и не смогу остановиться.

«Хорошо, – сказал Мариус, – поедем туда, куда ты хочешь».

Я дала кучеру адрес моего убежища.

Я не осмеливалась взглянуть на Мариуса. Он героически продолжал притворяться, что мы счастливо воссоединились. Он говорил о науке и литературе, о Шекспире, Драйдене, о джунглях и реках Нового Света. Но я чувствовала, как иссякает его радость.

Я зарылась в него лицом. Едва карета остановилась, я выскочила и побежала к дверям своего дома. А когда оглянулась, он стоял на улице.

С грустным и усталым видом он медленно кивнул и сделал жест, выражающий покорность.

«Я могу подождать, пока это пройдет? – спросил он. – Есть ли надежда, что ты передумаешь? Я готов ждать здесь целую вечность!»

«Дело не во мне! – сказала я. – Сегодня вечером я уезжаю из города. Забудь меня. Забудь, что ты вообще меня видел!»

«Любовь моя, – тихо прошептал он. – Моя единственная любовь…»

Я вбежала в дом и хлопнула дверью. Я услышала, как отъезжает карета. Охваченная безумием, как бывало со мной только в смертной жизни, я стучала кулаками по стенам, стараясь сдерживать свою невероятную силу и не дать вырваться просящимся наружу воплям и крикам. Наконец я посмотрела на часы. До рассвета оставалось три часа. Я села за стол и написала:

«Мариус,

С рассветом нас увезут в Москву. В первый же день тот гроб, где я сплю, унесет меня за много миль. Мариус, я ошеломлена. Я не могу искать приюта в твоем доме, под одной крышей с древностью. Прошу тебя, Мариус, приезжай в Москву. Помоги мне высвободиться из этого затруднительного положения. Позже можешь судить меня и вынести приговор. Ты мне нужен. Мариус, я стану словно призрак слоняться вокруг царского дворца и великого собора, пока ты не придешь. Мариус, я понимаю, что прошу о длительном и нелегком путешествии, но, пожалуйста, приходи. Я раба воли этого вампира.