Паноптикум
Шрифт:
Вит все еще помнил. Ее яркую помаду и медно-рыжие волосы, пахнущие кокосовым шампунем, ее холеные руки, увитые кольцами; одно из них – на безымянном пальце – подсказывало, что ее интерес к нему не укладывается в рамки традиционной морали. Она целовала и била его, била и трепетно целовала расцветающие на коже синяки. Кандидат медицинских наук, автор научных работ по физиологии высшей нервной деятельности – она знала, как близко находятся в мозге центры боли и удовольствия.
Он хотел бы растворить ее – во вкусе крепкого табака или острого мексиканского перца, в адреналине от скорости или сексе с другими женщинами. Но все эти вещи напоминали о ней – той, что научила Вита снимать
«Скажи, ты счастлив? Счастлив, что боролся за справедливость? Рыцарь в картонных доспехах с деревянным мечом… Такие персонажи как раз у нас лежат, милый. – Она проводит пальцем по его скуле, но Вит не отстраняется, пусть место прикосновения пылает огнем. – Еще десять минут назад ты мог отступить, и все вернулось бы на круги своя. Учился бы, как раньше, работал, сочинял сонеты о красоте бредовой фабулы при синдроме Котара1 или как ты там проводишь свободное время… Но ты решил взбунтоваться. И каков итог? В жизни, мой глупенький мальчик, побеждают такие, как я. А бескомпромиссные максималисты отправляются на эшафот – несправедливо осужденные, конечно. В этот раз, считай, тебя помиловали. Уходи. Я отпускаю тебя».
Вит ушел. Но она его так и не отпустила.
Слюна стала мерзкой на вкус, пропитавшись табачной горечью. Вит спрыгнул с подоконника и выбросил окурок в зияющий оконный проем. Все, хватит дурью маяться. С минуту на минуту придет Вера, его медсестра, а перед ней в расхлябанном виде показываться не хочется.
Ощутив болезненно-сладкий укол от удачной шалости, Вит закрыл окно. В кабинете остался легкий шлейф канализационного аромата. Вит открыл ящик стола и достал заблаговременно припрятанный мандарин. Почистил его, разломал на дольки и сунул парочку в рот, а ошметками кожуры потер ладони. Безотказный способ избавиться от запаха сигарет, известный еще со школы.
Меланхолично катая в руках кожуру, Вит рассматривал висящий на стене плакат о профилактике гриппа. Смешные человечки демонстрировали симптомы болезни: один морщился, прижимая руку ко лбу, другой кашлял в кулачок, третий сморкался в платок. Когда в кабинет постучали, он встрепенулся и рысью кинулся к мусорному ведру, избавляясь от улик.
В ту же секунду дверь скрипнула, и из-за нее показалась кругленькая мордочка Веры. Два хвостика, выпученные в вечном изумлении глаза, тоненький голос и приоткрытый рот, в котором поблескивали мелкие зубки, – иначе как Верочкой-Белочкой называть медсестру было невозможно. Вит понятия не имел, сколько Вере лет: выглядела она его ровесницей, но молва донесла, что старшей дочери Белочки уже шестнадцать, так что ей самой точно хорошенько за тридцать. Но он быстро бросил попытки расколоть белочкин орешек: миленькой, но безвкусной Вере было нечем его заинтересовать. Зато ее обожали дети, с которыми у Вита не ладилось. Общаться со взрослыми легко – вежливая улыбка, умные вопросы, внимательные кивки, – но дети легко чуют фальшь. Дети просили живого тепла, но у Вита тепла было так мало, что он не мог разбазаривать его на незнакомцев.
Он удивлялся местным: они жили общиной, одним гудящим ульем, а не жались по своим бетонным сотам, как городские пчелы. Вит же чувствовал себя белой вороной в белом халате – со своими итальянскими шмотками и уложенными гелем волосами, со специфическим выражением брезгливости на лице, какое бывает только у людей, привыкших ходить по ровному чистому асфальту, а не месить грязь. Весь облик его кричал, что он выходец из спального района, дитя интеллигентной семьи
– Доброе утро, Вит. Как дела? Б-р-р, холодно. А чем это таким фруктовым пахнет? Хорошо хоть вонь с улицы перебивает, ты бы подумал, прежде чем окно открывать. Давай я кипятильник включу в сестринской, чайку тебе заварю, чтобы не простудился, не дай бог, а то как мы без тебя…
Вера обладала удивительной для такой миниатюрной женщины способностью: попадая в помещение, она заполняла его полностью. Болтовней, суетливыми жестами и хламом, который таскала с собой, точно запасливая белка. Даже в жизни Вита ее стало слишком много, и Вера, судя по взглядам, что она украдкой на него бросала, мечтала обосноваться там на ПМЖ. Но нет, на такую пошлость, как романчик между врачом и медсестрой, он ни за что не подпишется. Да и сексуальной привлекательностью эта перезрелая нимфетка не отличается. Так что знаки внимания с ее стороны Вит игнорировал.
– Буду очень благодарен, Вера. – Он потянулся за телефоном – узнать, который час. – Большая там очередь?
– Ну, человек пять. Не переживай, еще двадцать минут до начала смены.
– Окей.
Кивнув, Вера ушла, а Вит упал в кресло и уткнулся в экран, бесцельно листая ленту новостей «ВКонтакте». Фотографии грузились медленно, но он с мазохистским упорством разглядывал каждую. Бывшие однокурсники и коллеги посещали симпозиумы, защищали научные работы или просто улыбались, держа на руках детей в ползунках и чепчиках. Вдруг среди пестрой череды аватарок мелькнула копна рыжих волос. Он не удалил ее из друзей? Серьезно? Мимолетное искушение зайти на ее страницу сменилось волной ненависти к себе. Вит заблокировал телефон и перевернул экраном вниз. Надо удалить этот «контакт» к чертям собачьим – только невроз подпитывает.
Вера вернулась, неся в руках две чашки чая с облепихой, сдобренного лесными травами. Поболтав о пустяках, они понимающе переглянулись: время приступать к работе. Медсестра забрала чашки и снова вышла из кабинета. Вит же подошел к умывальнику, ополоснул руки и поплескал холодной водой в лицо. Постоял немного, собираясь с силами, опустил глаза вниз. Под раковиной притаилось мусорное ведро, в глубине которого поблескивали мандариновые корки, напоминая: как бы доктор Стеблевский ни строил из себя серьезного специалиста, в свои двадцать шесть он все еще хулиганистый мальчишка.
Пора. Show must go on. Вит щелкнул пальцами, переключая невидимый рубильник, – еще один психологический трюк, которому его научила она. И когда он вновь опустился в кресло, его больше не беспокоило ничего, кроме симптомов гриппа, гримасничающих на стене.
– На этом все. Ко мне на прием в среду, посмотрим, сойдет ли налет на горле. – Вит улыбнулся нервно поджавшей губы матери, которая устроилась на кушетке, пока ее больной ангиной сынишка ерзал на стуле перед «дядей доктором». Ребенок весь извёлся: его измотала очередь и общее ослабление организма, а тут еще чудище в белом халате засунуло ему в рот шпатель, от которого тянуло вырвать.
Виту захотелось его подбодрить.
– Держись, боец. Все будет хорошо. Дай пять. – Он выставил ладонь, и мальчик, озарившись беззубой улыбкой, звонко по ней хлопнул. Вит похвалил себя за то, что совершенствуется в общении с детьми.
Когда за последним пациентом и его матерью закрылась дверь, он откинулся в кресле, подложив сцепленные в замок руки под голову.
– Это негигиенично, – прокомментировала Вера, не отрываясь от заполнения медицинской карты. – Пациент свои пальцы только что облизывал, а ты…