Пантера - ярость и страсть
Шрифт:
– То-то, я смотрю, он в последнее время пораньше с работы уходить стал. Надо же, видать, не хотел шампанское коллективу ставить, потому и скрыл. Ох, молодежь, и куда только вы катитесь?
– Она опять вздохнула.
– Ну иди уже, только не зли его, а то он буйный бывает.
– Я тоже. А где его гримерная?
– На третьем этаже. Вон в ту дверь иди, там поднимешься по лестнице на третий этаж, пройдешь по коридору и увидишь дверь с надписью.
– Спасибо вам огромное, - искренне поблагодарила я и отправилась искать гримерную. ...Дверь была приоткрыта, изнутри доносились тихие звуки классической музыки и веяли ароматы косметики. Вокруг - ни души. Осторожно заглянув в щелку, я увидела примерно такую же комнату, как и у Любы, с зеркалами, креслами и шкафами, разделявшими помещение
Увы, это оказался не убийца, а огромный рыжий кот. Он залез в стоящий на полу картонный ящик и сосредоточенно копался лапой в сложенных там коробочках и баночках непонятного назначения. Меня он не замечал, поглощенный своим нехитрым занятием. Я невольно расслабилась, и в этот момент на мою глупую голову свалился средних размеров айсберг или что-то в этом роде, потому что в глазах потемнело от резкой боли и я сразу потеряла сознание.
Когда я очнулась, единственным моим желанием было сунуть голову под кран с холодной водой, чтобы прошла острая боль в раскалывающемся затылке. Нос мой был забит пылью, руки и ноги связаны веревками. Первое, что я сделала, это громко чихнула, отчего голова заболела еще сильнее. Непонятно, откуда проникал сюда свет, но в помещении стоял полумрак. Я осмотрелась. Тело мое, одетое во все то же платье, лежало на полу среди каких-то старых ящиков, столов, поломанных стульев и негодных декораций, пылящихся здесь, как видно, со дня открытия театра. Все это громоздилось вокруг меня до самого потолка. Не ясно, затащил меня сюда этот парень или просто сбросил сверху. Посторонние звуки до моего слуха не доходили, и даже на мой оглушительный чих никто не отозвался. Похоже, убийца знал, что делает. Рот мой был свободен, но я не стала кричать, сознавая, что это все равно ни к чему не приведет. С превеликим трудом я кое-как поднялась и села. Рана на затылке ужасно зудела, но я не могла ее почесать - мешали веревки на руках. Интересно, думала я, перепиливая их ногтями, почему меня не прикончили? Ведь, судя по его поведению, ему это ничего не стоило сделать, да и потом, терять ему все равно уже нечего, однако же... Странный тип. Узнать бы, какое отношение он имеет к этим убитым сестрам-близняшкам и к Семе. Босс сейчас, наверное, допрашивает Голубева на предмет убийства Любы, а тот даже сказать ничего толком не может, потому что ничего не видел. Еще, чего доброго, заподозрят меня в убийстве гримерши. Впрочем, я понятия не имела, сколько времени провалялась здесь, а значит, события сейчас вполне могли уже развиваться по-другому. Не исключено, что босс уже во всем разобрался и поймал этого волосатого типа. Ведь ничего не стоит вычислить по пропуску на проходной в Останкине его фамилию и все остальное. Родион у нас умница, он сразу догадается, что к чему. А может, и нет...
Освободив руки, я почесала наконец затылок, нащупала там здоровенную шишку, затем развязала ноги и встала. И тут где-то наверху, очень далеко, начали бить часы. Насчитав девять ударов, я ужаснулась - неужели прошло почти три часа с тех пор, как меня ударили?! Неплохо я отдохнула, ничего не скажешь. За это время преступник мог трижды покинуть пределы Москвы и даже улететь за границу, где его уже никто не поймает.
Между бутафорской театральной тумбой, обклеенной старинными афишами с ятями, и громадным гардеробом с оторванной дверцей я обнаружила узкий проход и пошла по нему, переступая через обломки стульев и задыхаясь от пыли. Наверняка в театре уже никого нет, кроме вахтерши. Интересно, что я ей скажу, когда буду выходить? Что муженек поколотил меня и сбежал? И ведь поверит старая.
Свет в помещение проникал через небольшое застекленное окошко над железной дверью. Там, в коридоре, горела лампочка. Дверь, конечно же, оказалась запертой, причем так, что даже не скрипнула, когда я уперлась в нее плечом. Потарабанив в нее без всякой надежды, но для очистки совести руками и ногами, отчего задрожали все стены, а с кучи хлама за спиной что-то с грохотом свалилось, но так и не услышав ничьих шагов или криков снаружи, я принялась строить возвышение, чтобы добраться до окошка, через которое намеревалась вылезти.
Разбив стекло над дверью ножкой от стула, я выбралась из склада и очутилась в узком коридоре. После длительного плутания по освещенному лабиринту бесконечных переходов и поворотов я обнаружила лестницу и стала подниматься по ней наверх, ничуть не беспокоясь, что меня кто-то увидит. И зря, потому что через три пролета чуть ли не лоб в лоб столкнулась с вышедшим из двери первого этажа Виктором Голубевым. Он был чрезвычайно взволнован и, по-моему, чем-то напуган.
– О Господи, - прошептал он, ошеломленно вытаращив глаза и обдав меня крепким запахом спиртного.
– Это ты?!
От неожиданности я потеряла дар речи и только хлопала глазами.
– Что ты тут делаешь?!
– спросил он, озираясь.
– Я искала убийцу, - пролепетала я наконец.
– Но он нашел меня первым и ударил по голове.
– Мерзавец!
– процедил продюсер и приставил палец к губам.
– Тихо, не шуми, а то еще услышит, и тогда нам конец.
– А что происходит?
– озадаченно спросила я, прислушиваясь и оглядываясь.
– Что вы-то здесь делаете?
– То же, что и ты, - сердито ответил он.
– Идем.
Грубо схватив за локоть, он потащил меня по лестнице наверх.
– Куда вы меня тащите?
– Я попробовала вырвать локоть, но он держал крепко.
– Не дергайся, дура! Тебя сюда никто не звал, но коль пришла, то молчи. Я собираюсь отомстить за Любу и убить этого негодяя.
Почувствовав невольное уважение к этому человеку, я пошла, уже не сопротивляясь. Видимо, он все еще любил свою бывшую жену, если решился на такое. На Викторе был все тот же костюм, в котором он собирался идти с нами в ресторан, только теперь он был слегка помят. Я не стала пока расспрашивать его о том, что произошло на телецентре, когда я убежала, решив, что для этого сейчас не самое подходящее время.
Когда мы поднялись на третий этаж, бедняга уже задыхался. Он остановился на площадке, перед входом в полутемный коридор, глубоко, с присвистом дыша. На вялых щеках выступил нездоровый румянец.
– Проклятая водка, - просипел он, схватившись за сердце, - она меня погубит.
– И виновато посмотрел на меня.
– Ты извини, я немного опрокинул в себя для храбрости. Сейчас немного отдохну, и пойдем.
– Да ничего, бывает. А как вас сюда пропустили?
– прошептала я.
– Что? Ах, это.
– Он небрежно отмахнулся.
– Да меня тут каждая собака знает.
– А с чего вы решили, что убийца здесь?
– Слишком много вопросов, девочка.
– Он изучающе посмотрел на меня, на мою грудь в декольте, на бедра, и глазки его похотливо блеснули.
– Жаль, жаль, - пробормотал он, словно про себя. Потом, словно очнувшись, доверительно зашептал мне на ухо, притянув к себе: - Ты не думай, я никого не боюсь, мне плевать на все в этой жизни. Пусть посадят потом, но я отомщу за Любу, слышь? Я этого мерзавца сразу узнал, когда он убегал. И следователю специально ничего про Него не сказал. Тот мент как раз Сему допрашивал, его позвали, он прибежал туда и давай вопросами сыпать, козел пархатый. Я ему сообщил, что ничего не видел и что ты от страха сбежала куда-то. Так-то вот. Два часа меня мурыжил, козел, а то бы я уже давно с этим Женей разобрался...
– С каким Женей?
– Климовым. Это Любин любовник. Сопляк!
– Виктор презрительно сморщился и сплюнул на пол.
– Я его в бараний рог... У этой твари справка из психушки имеется, его все равно не посадят, так уж я сам его накажу как следует.
– А вы уверены, что он еще здесь?
– Вахтерша сказала, что он не выходил, значит, здесь. Ты вот что, не шуми сильно, слышь? И смотри в оба, а то он и тебя сделает, ублюдок...
– А вы-то с ним справитесь?
– с сомнением спросила я, глядя на одутловатое лицо и покрытый испариной лоб продюсера.