Парадоксальные люди
Шрифт:
— Но, — продолжал он, прищурившись, — мое терпение было, наконец, вознаграждено. Это было почти ровно десять лет назад. В конце концов, Мьюр имел неосторожность не согласиться со мной по чисто политическому вопросу, и тогда я понял, что должен быстро убить его, иначе он затмит меня навсегда.
— Вы хотите сказать, что вы... — она произнесла это слово, не дрогнув, — убили его.
— Нет. Я сам, лично, должен был это сделать.
— Конечно, не на дуэли?
— Конечно, нет.
— Я и не знала, что Ким занимается политикой, — пробормотала Кейрис.
— Он не рассматривал это как политический вопрос.
— О чем вы спорили?
— Только вот о чем. После создания солнечных станций Мьюр настаивал, чтобы Имперская Америка следовала его собственной политике в использовании «мьюриума».
— И, — продолжала допытываться Кейрис, — что это была за политика?
— Он хотел, чтобы производство использовалось для восстановления общего мирового уровня жизни и освобождения рабов, в то время как я, канцлер Имперской Америки, утверждал, что материал необходим для защиты Верховной Власти. Я приказал ему вернуться на Землю и явиться ко мне в канцелярию. Мы были одни в моем кабинете.
— Ким, конечно, был безоружен?
— Конечно. И когда я сказал ему, что он враг государства и что мой долг — застрелить его, он рассмеялся.
— И поэтому вы застрелили его.
— Прямо в сердце. Он упал. Я вышел из комнаты, чтобы приказать убрать его тело. Когда я вернулся с домашним рабом, он, или его труп, исчез. Неужели его унес какой-то сообщник? Действительно ли я убил его? Кто знает? Так или иначе, кражи начались на следующий день.
— Он был первым Вором?
— На самом деле мы, конечно, не знаем. Все, что мы знаем, это то, что все Воры оказались неуязвимыми для полицейских пуль. Был ли у Мьюра такой же защитный экран, когда я стрелял в него? Не думаю, что я когда-нибудь узнаю.
— А что это за экран? Ким никогда не обсуждал это со мной.
— И опять мы ничего не знаем. Те немногие Воры, которых мы взяли живыми, тоже не знают. По убеждению Шея, они показали, что это поле с высокоскоростной реакцией, электрически основанное на их индивидуальных энцефалографических образцах и поддерживаемое их мозговыми волнами. То, что оно действительно делает, — это распространяет удар пули по широкой области. Он преобразует импульс пули в импульс, идентичный удару подушки из поролона.
— Но ведь полиция действительно убила Воров, защищенных экраном, не так ли?
— Правда. У нас есть полупортативные винтовки Кадеса, которые стреляют тепловыми лучами ближнего действия. А потом, конечно, обычная артиллерия с атомно-взрывными снарядами; экран остается целым, но вор довольно быстро умирает от внутренних повреждений. Но вы полностью знакомы с основным средством.
— Меч.
— Точно. Так как сопротивление экрана пропорционально скорости ракеты, он не обеспечивает никакой защиты от сравнительно медленно движущихся предметов, таких как рапира, брошенный нож или даже дубинка. И все эти разговоры о рапирах напоминают мне, что у меня есть дело к министру полиции перед встречей с Шеем. Вы пойдете со мной, и мы несколько минут понаблюдаем за тренировкой Турмонда на рапире.
— Я не знала, что вашему хваленому министру полиции нужна практика. Разве он не лучший клинок в Империи?
— Самый лучший. И практика будет поддерживать его таким образом.
— Еще один вопрос, Берн. Как бывший раб, я думаю, что вы бы предпочли отмену рабства, а не его продление.
Он сардонически ответил: — Те, кто отчаянно борется против порабощения, могут лучше всего наслаждаться своим успехом, порабощая других. Почитайте свою историю.
Долгопят испуганно посмотрел на нее из-за плеча Хейз-Гонта. Она могла видеть лица человека и животного вместе. Там было что-то... Когда она изучала животное, она в ужасе подумала: — «Я знаю тебя, ты завораживаешь, ты ужасаешь. И все же ты кажешься таким безобидным». Вслух она сказала: — Подождите, я иду.
3 Разум
Подобострастный домашний раб министра полиции в красно-серой ливрее провел их по арочному коридору к фехтовальным залам. На пороге помещения раб снова поклонился и вышел. Хейз-Гонт указал на стулья, и они незаметно уселись.
Турмонд заметил их появление из центра зала, коротко кивнул и тут же возобновил тихий разговор со своим противником по фехтованию.
Кейрис с неохотным восхищением пробежала глазами по точеному, как сталь, лицу министра полиции и великолепному мускулистому торсу, легко одетому в шелковую куртку и ниспадающие спортивные трусы. Металлический неукротимый голос донесся до нее.
— Вы понимаете эти условия?
Противник хрипло ответил: — Да, ваше превосходительство. Его лицо было покрыто испариной, а глаза широко раскрыты и остекленели.
— Тогда помните, что если через шестьдесят секунд вы все еще будете живы, то получите свободу. Я заплатил за вас почти сорок тысяч юнитов и рассчитываю на хорошую отдачу за свои деньги. Делайте все возможное.
— Непременно, ваше превосходительство.
Кейрис повернулась к Хейз-Гонту, неподвижно сидящему в кресле рядом с ней, скрестив руки на груди. — Скажите мне откровенно, Берн. Вам не кажется, что дуэли в наши дни — это просто извращенный вид спорта? Разве честь в них не была потеряна? Она старалась говорить тихо, подальше от ушей остальных.
Он пристально посмотрел на нее своими твердыми, умными глазами, чтобы понять, серьезен ли ее вопрос. Он понял, что так оно и есть; это не было попыткой разозлить его.
— Времена изменили все, — сказал он. Он решил ответить ей прямо. — Да, традиции по большей части утрачены. Первичная мотивация — это уже не трусость и мужество.
— Значит, она выродилась в простой варварский обряд.
— Если так, можете поблагодарить за это Воров.
— Но была ли она когда-нибудь больше, чем это?
— Когда-то это вызывало большое уважение. Он смотрел, как Турмонд и его противник выбирают оружие. — Хотя дуэли преобладали в древности, современная частная дуэль выросла из судебной дуэли. Во Франции в шестнадцатом веке это стало очень распространенным явлением после знаменитого вызова Франциска Первого своему сопернику Карлу Пятому. После этого каждый француз, казалось, думал, что он должен использовать свой меч, чтобы защитить свою честь от малейшего обвинения.
— Но ведь это была Европа, — настаивала Кейрис, — в прежние времена. А это Америка.